Идеальный парень - [124]

К тому же ремень безопасности не позволял мне даже толком обнять его. Вместо этого я ограничился тем, что начал неуклюже гладить его по плечу, как будто утешал своего приятеля-младшеклассника, который в забеге в мешках пришел к финишу только третьим. Мне очень хотелось как-то подбодрить его, но я не понимал, как именно. «Не плачь» – звучало как дурацкая хрень, «плакать – это нормально» – слишком снисходительно, а банальное «ну ладно тебе» никогда еще никому не приносило утешения.

Наконец, Оливер покачал головой и повернулся ко мне. Его лицо было красным и распухшим от слез, и меня вдруг охватило отчаянное желание помочь ему.

– Как бы я хотел, – сказал он, предпринимая отчаянную попытку говорить своим прежним рассудительным голосом, – как бы я хотел, чтобы ты ничего этого не видел.

– Да ладно, все в порядке. Все люди плачут.

– Дело не в этом. Ну, или не только в этом. А… во… всем. – На его губах появилась легкая грустная улыбка. – Я вел себя ужасно.

– Но не ты же посылал всех на хрен.

– Нет… я… я благодарен тебе за то, что ты за меня вступился. Но я не должен был доводить до этого.

Я протянул к нему руку и убрал прядь волос, упавшую на его влажные от слез глаза.

– У нас ведь был уговор: ты придешь со мной на мое рабочее мероприятие, а я с тобой – на твое семейное торжество.

– И если бы… если бы я вел себя лучше, то у нас бы все получилось… лучше. – Он сделал паузу. – Я ведь знал, что маме не понравится эта рубашка.

– К черту рубашку. И, я понимаю, что это прозвучит ужасно, но к черту твою мать.

– Пожалуйста, не говори так. Знаю, сегодня был тяжелый день, но они искренне желают мне счастья. А я все время их подвожу.

– Оливер, ничего глупее я еще не слышал. – Я тщетно пытался говорить спокойно и рассудительно. – Да, я понимаю, что это лишь предположение… но скажи, бывали ли случаи, когда мама не осуждала тебя за твой внешний вид?

– У нее очень строгие требования.

– Возможно. А может, она – и я понимаю, мне очень трудно сейчас оставаться беспристрастным, – просто привыкла все время критиковать тебя и не обращает внимание на то, как сильно тебя это задевает?

Его глаза снова наполнились слезами. Я молодец, ничего не скажешь!

– Она не хотела расстраивать меня. Она пыталась помочь.

– И знаешь что? Я тебе верю. Но только тебе не нужна такая помощь. После которой ты считаешь… что все делаешь неправильно. Про твоего отца и говорить нечего.

– А что не так с моим отцом? Я понимаю, что он немного старомодный, но он никогда не бывал жестоким, всегда старался поддержать. Помог Кристоферу поступить в медицинский колледж, а мне – стать юристом.

– Но это не дает ему права называть тебя конченым мужеложцем на глазах у своих друзей.

– Он шутил. И он ничего не имеет против моей сексуальности.

– Однако использовал ее как повод для шуток.

– Люсьен, мне и без того плохо.

– Ты не должен так переживать, – не унимался я. – Ты ведь хороший человек.

– Но не очень хороший сын.

– Только с точки зрения тех засранцев, которых тебе посчастливилось иметь в качестве родителей.

Он снова спрятал от меня лицо, и у меня возникло ужасное чувство, что он сейчас опять расплачется.

– Я не хочу больше это обсуждать.

Мда. Утешитель из меня был еще тот. Я бы с радостью притворился сейчас плохим парнем, чтобы Оливер направил всю свою злость на меня, а не на самого себя, но не стал этого делать. Все равно я бы все запорол. К тому же такой метод не привел бы ни к чему хорошему. Я снова похлопал его по плечу – ничего удачнее за весь сегодняшний день я все равно придумать не смог.

– Прости, – сказал я, продолжая хлопать его, – мне правда очень жаль. Я готов тебя поддержать. И я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Тебе просто нужно это пережить.

Оливер переживал свои чувства… довольно долго.

Наконец он поднял голову.

– Как бы мне сейчас хотелось, – сказал он, – съесть сэндвич с беконом.

– Да легко, – возможно, мой энтузиазм был немного не к месту, но я так обрадовался, что могу хоть чем-то помочь ему, – сейчас сделаем.

– Только я вегетарианец.

Я задумался.

– Да, но ты ведь наверняка стал вегетарианцем, так как считаешь, что промышленное животноводство – зло и приводит к выбросам углекислого газа в атмосферу, верно?

– А это что-то меняет?

– Ну, – продолжал я, надеясь, что мне удастся правильно сформулировать мысль. Так, как это сделал бы Оливер. Мне казалось, что он должен был оценить мои старания. – Если ты не ешь мясо, потому что хочешь сократить отрицательные последствия мясоедения на окружающую среду, то здесь важно не то, что ты съел, а что было съедено. Точнее, даже не что было съедено, а то, что и так было куплено.

Он выпрямился. Похоже, что интеллектуальные упражнения успокаивали его намного лучше всех моих попыток оказать ему эмоциональную поддержку.

– Я мог бы возразить, что человек в любом случае должен отвечать за свои поступки, но продолжай.

– Так вот, бекон уже лежит у меня в холодильнике. Я уже оплатил его. Поэтому, какой бы вклад ни был мной внесен в развитие, к примеру, промышленного комплекса по изготовлению продуктов из копченого мяса, этот вклад уже был сделан. И теперь уже неважно, кто это мясо будет есть.