Идеальный ариец - [6]

- Но это невозможно, шеф. Дом, в котором останавливался фон Штеке, принадлежит Артуру Зоммергеймеру. Он уже отдал распоряжение начать ремонт в этой комнате.

- И вы, конечно, прекратили следствие? Скотина! Сколько он вам заплатил за это? Убирайтесь отсюда. Нет, погодите. Что с обвиняемым?

- Макс Штаубе по-прежнему отказывается от показаний. Он говорит, что даст их только на суде. От услуг защитника, которого прислал господин прокурор, он тоже отказывается.

- Хорошо. Ступайте и месяца два не показывайте мне свою физиономию.

Макс действительно отказывался от защиты. С него вполне достаточно одного допроса. Если еще пускаться в откровенности с адвокатом...

Ну что же, баланс сведен, нити оборваны. Больше ничто не привязывает его к этой жизни. То, что будет впереди, почти не интересно. Он человек без завтра. Но зато у него есть вчера. Пусть больное и сумасшедшее, но оно есть. С этим никто не хочет считаться. Даже Крюгер. Бедняга Юлиус, как он растерялся, когда взяли Макса. Глупая получилась история. Штаубе был опознан горничной Зоммергеймера. Через полчаса его схватили. Он особенно не огорчался. Неприятен только сам процесс. Нужно будет что-то говорить, напрягать мысли... Это самое тяжелое.

Макс откинулся назад и закрыл глаза. Воспоминание, как взрыв, обожгло мозг. Он явственно увидел серое небо, виселицу из свежеоструганных бревен, раскачивающиеся трупы и среди них Тюлова. Они стояли на аппельплаце концлагеря, в лицо им дул мартовский ветер, от которого давило в горле. Макс помнит, как он твердил про себя: "Смотри, ведь это же Генрих, ведь это же толстый Генрих..."

Тюлова уже нельзя было назвать толстым. Навеки застывший в смертельной судороге, он напоминал обрывок струны. Макс с тупым равнодушием рассматривал виселицу. Ему было даже не страшно. Он просто стоял и вдыхал сладкий ветер. У него сильно болела голова, и к горлу подкатывал отвратительный комок...

- Штаубе, - провозгласил надзиратель.

Макс очнулся. Надо ехать в суд. Что же, он поедет. Он поедет и по дороге будет вспоминать чугунный узор уже не существующей оконной решетки и маленькую головку с черными жесткими волосами, пахнущими теплым хлебом.

Суд был как все провинциальные суды. С большими претензиями и маленькими возможностями. Вначале зал показался Максу пустым, хотя почти все места были заняты. Приглядевшись, он понял, почему у него возникло такое ощущение. Было очень много однообразно одетых мужчин.

"Неужели друзья Нигеля? Многовато..." - подумал Макс. Крюге среди них не было. Он должен был давать свидетельские показания.

Макс с самого начала отказался отвечать на любые вопросы, и ему было очень скучно. Но он не мог сосредоточиться и уйти в себя. Его раздражали голоса прокурора и судьи. Он стал забавляться, мысленно давая характеристики присутствующим. У фон Штеке, так именовался теперь Нигель, оказалась бездна знакомых. Большинство из них фигурировало в качестве свидетелей обвинения.

"Он много пьет, и все крепкое",- подумал Макс, слушая хриплый глухой голос очередного свидетеля. У денщика Нигеля была круглая голова, на которую явно не хватало волос. Жесткие белесые щетинки редкой порослью покрывали багровую кожу затылка. Внезапно денщик что-то сказал, и по залу прошло движение. Удивленный судья приподнялся с места.

- Свидетель, я попрошу повторить это место в ваших показаниях. Надеюсь, вы помните, что давали присягу и она обязывает вас говорить правду, и только правду?

- Я говорю только правду, господин судья. Я не один видел, как это произошло. Нас была целая рота охранников. Впереди в "опель-адмирале" ехал господин фон Штеке с тремя офицерами войск СС, а сзади - мы, на машинах. Когда мы съезжали с моста у этой проклятой деревушки Денвиту, "опель" свалился в воду. Я не знаю, кто был виноват. Офицеры были выпивши. Господин фон Штеке говорил, что это сделал шофер, и он прикончил предателя ударом кулака. У господина фон Штеке был смертельный удар, господин судья. В лагере он никогда не пользовался пистолетом. Если ему не нравился неариец, он ударом кулака расшибал ему черепушку, он колол их, как грецкие орехи. Это был настоящий немец.

- Свидетель, не отвлекайтесь. - Судья беспокойно ерзал, ему явно не нравились эти экскурсы в прошлое фон Штеке.

- Так я и говорю, господин судья... Когда "опель" свалился в реку, мы бросились выручать начальство. Но машина уже ушла под воду, а там было глубоко, метра четыре-пять. Возились мы минут пятнадцать, а за это время господин фон Штеке по дну сам выбрался на берег. Только мы подняли машину на поверхность и стали доставать оттуда трупы офицеров и шофера, как видим: господин фон Штеке весь в водорослях, чисто подводный царь, вылезает на берег и грозит нам кулаком. Ну и струхнули мы. Это был настоящий немец, господин судья.

- Вы хотите сказать, что ныне покойный господин фон Штеке находился пятнадцать минут под водой? - бросил реплику Макс.

- Я не говорю - точно пятнадцать. Может, двадцать, а может, и двадцать пять. Это вещь нелегкая - доставать машину из воды, когда нет ни крана, ни тягача. Но уж, во всяком случае, не меньше пятнадцати.