Идеальная секретарша - [2]

В Эссен мадам Клайм приезжала из небольшого городка близ Биелефельда и останавливалась здесь в гостинице – каждый раз в одном и том же номере, хотя ей ничего не стоило возвращаться домой каждый день – у мадам была прекрасная скоростная машина. Говорили, что она имеет небольшой дом, потому что весной мадам подыскивала себе садовника, который бы смог привести в порядок ее цветник. А какой же цветник в квартире, решили сотрудники журнала? Так что мадам была, по мнению всех, вполне состоятельной, да это было очевидно и без всяких рассуждений.

Сама же мадам Клайм, видимо, не считала себя состоятельной, потому что работала так, будто завтра все могло рухнуть в одночасье. И это еще раз подверждало, что знавала мадам и плохие времена…

… В этот день никого из сотрудников мадам Клайм не ожидала – был всеобщий редакционный выходной день, заведенный мадам, как поощрение сотрудникам после очередного выпуска журнала. Поэтому, войдя в помещение редакции, она сразу же принялась разбирать почту. Она отложила два письма – одно от делового партнера, другое – частное – и пошла поставить себе воды для кофе. С чашкой кофе – в одной руке и письмами – в другой, она прошла в свой кабинет и только там наконец вскрыла конверты. В одном было сообщение о том, что ее последний роман одобрен и уже готовится к печати, в другом – личное послание от Бруно. Почему-то Бруно предпочитал иногда писать ей письма, а не звонить по телефону. Разумеется, он звонил ей, но потом присылал и письмо: ему казалось, что по телефону голос Энн не так приветлив, как он хотел бы, и он уточнял их взаимоотношения – не изменилось ли они. На что мадам всегда неизменно отвечала весьма лаконично – не изменились. И добавляла фразу: приеду, как только сочту необходимым. И она приезжала к своему шведскому другу-художнику.

Бруно… Она всегда помнила, при каких обстоятельствах они познакомились…

Глава 2 ЭССЕН-БИЕЛЕФЕЛЬД, среда, 10 сентября

Энн Клайм сидела за рулем автомобиля и всю дорогу, пока ехала домой, думала о Бруно. Она вспоминала их знакомство.

… 1991 год. Энн Клайм – тогда она была Анной Климовской – пришлось вернуться в Ригу. Этого требовала тетка, которая боялась оставаться в Латвии, принявшей независимость – независимость от Союза. У тетки же была кооперативная квартира, которую она обещала переписать на Анну, если та успеет приехать до возведения границ и до введения визового режима. Тетка звала Анну совсем не потому, что очень заботилась о ней – просто боялась тетка умереть в одиночестве. И тогда Анна бросила все в Москве и срочно приехала в Ригу. Собственно, а что она бросила? Временную московскую прописку и квартиру, которую снимала в непрестижном районе? Теткино приглашение было как нельзя кстати, потому что нужно было, наконец, решать свою личную проблему, а она тогда никак не решалась.

Сейчас Анне не хотелось вспоминать свои московские неразрешимые проблемы, она ведь хотела вспомнить совсем иное – Бруно…

… Они познакомились на выставке. Обыкновенной выставке, каких в Риге всегда в достатке. Анна помнит, что дело было перед Рождеством и ей хотелось купить новую колоду карт, какое же Рождество без гадания?! Но покупка срывалась – карт не было, вернее, их было множество, но ей хотелось купить карты с привычным рисунком, в так называемом русском стиле. К тому же она привыкла к картам самого маленького формата, но вот их то как раз и не было. Она обошла все уголки Вецриги, но так ничего и не купив, решила было уже ехать домой без карт, но, проходя мимо художественного салона, сквозь стекло витрины увидела свою знакомую. Та махала Анне рукой и жестами приглашала зайти к ней. Знакомую звали Альбертиной и была она художником-модельером. Она стояла в оконном проеме с пучком сухих цветов и веткой хвои – пыталась украсить витрину к Рождеству…

Альбертина была красивой и экстравагантной женщиной. Кроме того она была известна – и не только в Риге – в ее изделиях щеголяла московская артистическая элита, а показ ее моделей на выставках всегда проходил при неизменном успехе. Анна когда-то писала о ней очерк для московского журнала – это был не очерк даже, а какая-то ода. Ода – женщине, у которой руки растут там, где им и положено расти. Альбертине очерк тогда понравился и, время от времени, она встречалась с Анной. Правда, всегда случайно, но если такая встреча происходила, то они обязательно заходили в кафе поболтать об успехах. Разумеется, не об успехах Анны, а только об успехах Альбертины. Но Анна симпатизировала этой женщине и прощала ей ее эгоизм.

И на этот раз Альбертина была рада Анне, она бросила пучок сухих цветов в угол и носком модного сапога отшвырнула ворох своих кожаных шедевров, предназначенных для витрины, этим жестом показывая Анне, что в данный момент это не самое важное. Важное – их встреча.

– Зачем тебе какие-то манекены, – сказала Анна, указывая на безголовое туловище, одетое в кожаное пальто чернильного цвета, – ты сама могла бы время от времени стоять в витрине, кстати, это сейчас очень модно – живые манекены… А эффект был бы потрясающий.

– Тебе нравится это пальто? – не реагируя на реплику Анны спросила Альбертина. – Посмотри теперь как я в нем выгляжу. – И Альбертина набросила на плечи свое фиолетовое чудо… Затем она продемонстрировала все модели, предназначенные для витрины и Анна уже пожалела, что была излишне щедра на похвалу – Альбертина слишком увлеклась показом, а Анна не располагала временем. Но вот художница, наконец, спохватилась и бросила свою очередную модель в дальний угол салона и взглянула на ручные часики: