Ида - [13]

Шрифт
Интервал

— Нет, ну в самом деле, она не знает меры…

А Ида смотрит на них. Как и во все другие вечера на протяжении стольких лет за ярко освещенной рампой и темной пропастью оркестровой ямы она видит зал, погруженный в полутьму, прорезанный перекрестными лучами прожекторов. Блестки голубой пудры падают на голый, вытянутый, шишковатый, отполированный грушеподобный череп, окруженный венчиком из редких седых волос. Ледяные манишки в темноте отливают голубизной и сверкают, как снег.

Она разглядывает женщин и видит их спокойные, самодовольные лица, их массивные колье мерцают тысячью огней в ложбинке на шее.

— Чего она ждет? — думает Симон, сперва с удивлением, затем с беспокойством, переходящим в тревогу, которая вызывает у него бледность и дрожь в конечностях. Но он старается себя убедить: — Ну не в первый же раз!.. Минутное колебание, слабость, затем она с собой совладает, и всё…

Но нет…

— Это не в первый раз, — упрямо повторяет Симон, дрожа, но не покидая свой пост, — уже случалось, что ее встречали прохладно, но всегда чистым усилием воли она брала над ними верх! Схватка ей по душе. Она… Но какой же усталой и слабой она кажется сегодня вечером…

Ее покрытое эмалью лицо неподвижно, как маска, но Симон ясно видит отяжелевшие колени, которые дрожат под прозрачным платьем.

Смешки, покашливания, приглушенный смех начинает пробегать по черной поверхности этой неразличимой массы, как рябь по воде.

Он смотрит на Иду с возрастающим беспокойством. Да нет, золотой шлейф чудесно примостился у ног звезды. Она не рискует упасть. Но как же она бледна, как она дрожит…

— Но чего же она ждет, черт возьми!.. — в отчаянии думает Симон.

Смех. Откуда-то из-под купола доносится голос:

— Ну же, мы на тебя уже достаточно поглазели!.. Двигайся!.. Хочешь, чтобы мы заняли твое место?..

— Вот-вот, то, что нужно, — думает Симон, — галерка обожает ее дразнить, как быка, чтобы он ринулся вперед. Она всегда черпала удивительные силы в этих криках, в этих насмешках, которые несутся изо всех концов зала. Этот галдеж ее возбуждает.

Лихорадочно Симон пытается вспомнить один вечер в Чикаго, когда после града оскорблений она вышла победительницей. Пятнадцать лет тому назад… Да, пятнадцать лет… к сожалению.

Однако она вздрагивает и поднимает руку, преодолевая необъяснимую слабость. Раздается музыка. Она движется вперед.

— Все спасено, — думает Симон, чувствуя, будто он тает.

Но в тот момент, когда она собирается поставить свою знаменитую ножку с золотыми ноготками на вторую ступеньку, непонятно откуда раздается свист. Она продолжает идти вперед.

— Вот это хорошо, — шепчет Симон, опираясь на Дикрана, застывшего рядом с ним, — назад нельзя, а то все потеряно. Но меня пугает ее лицо… Взгляни, Дики, она не улыбается, черты застыли… Ах, Боже мой, Боже мой, какой же она вдруг кажется старой!.. Да с такой рожей впору играть Федру, это просто невозможно!.. А на этих-то, на этих-то посмотри, уроды!..

Публика смеется. Видны белые запрокинутые лица, темные дыры распахнутых ртов. Смех усиливается, его раскаты сотрясают зал, как буря.

Она движется вперед. Сжав зубы, прикусив губу, которая начинает немного кровоточить, хотя она этого и не замечает. Тоненькая струйка крови течет на гладкую фарфоровую щеку, издалека напоминая расплывшуюся косметику. Смех заметно усиливается.

Она напрягается. Это ничего. Гвалт. Ей это знакомо, как и всем. Она даже повторяет вполголоса пересохшими губами:

— Ну и что, просто галдеж!.. От этого еще никто не умирал!..

Никогда еще она не ощущала себя такой разбитой и больной. И никогда раньше, продвигаясь вот так под крики и зубоскальство, она не вспоминала…

Она думает:

— Лестница в порту…

И как только она позволила этому воспоминанию сложиться в картинку в глубине ее памяти, оно поднимается и накрывает ее, как волна. Никто об этом не догадывается. Но она больше не Ида Сконин, старая прожженная дама, разукрашенная и нагримированная, несущая на себе перья и жемчуга, знающая и любящая бурю и опасность.

Она — маленькая девочка в коричневом школьном платье, с двумя длинными косичками до пят, стоящая одним мартовским утром на старой каменной лестнице… Как и сейчас, радостные и злые крики «у-у-у-у» несутся со всех сторон. Внизу у лестницы орут школьницы с булыжниками в руках, и их смех сливается с шумом волн и с ветром:

— Вперед!.. Подожди немножко!.. Иди сюда!.. Иди туда!.. Ида, Ида, дочь…

Из-под ее ног между высоких портовых зданий бежит вниз белая лестница. Перед окнами сушится белье, его треплет ветер. Заходит солнце, отбрасывая на лохмотья алый отблеск. На мостовую упал цветочный горшок, прямо ей под ноги: красная герань, раздавленная и разорванная в клочья. Школьницы бегут к ней, вот-вот они до нее дотронутся. Они волокут за собой в пыли свои ранцы, растрепавшиеся космы бьются им о щеки. Бешеные порывы ветра сгибают их пополам, и каждая наклоняется на бегу, чтобы поднять камень. Первый день Иды в школе. Впервые в ее ушах раздаются слова: «Шлюха… Дом для матросов!..»

И когда она кричит, как другие: «Я маме пожалуюсь…», они начинают улюлюкать и приплясывать вокруг нее: «Маме!.. Своей маме!.. Слышите?.. Хозяйке Дома в Конце Набережной!..»


Еще от автора Ирен Немировски
Французская сюита

Жаркое лето 1940 года, во Францию вторглись немецкие войска. По дорогам войны под бомбами катится лавина отчаявшихся, насмерть перепуганных людей: брошенные любовниками кокотки, изнеженные буржуа, бедняки, калеки, старики, дети. В толпе беженцев сплавилось все — сострадание и подлость, мужество и страх, самоотверженность и жестокость. Как и всей Франции, городку Бюсси трудно смириться с тем, что он стал пристанищем для оккупантов… Роман знаменитой французской писательницы Ирен Немировски (1903–1942), погибшей в Освенциме, безжалостно обнажает психологию людей во время вражеской оккупации, воскрешает трагическую страницу французской истории.


Бал. Жар крови

Юная героиня новеллы «Бал», Антуанетта, сгорает от ненависти к своей матери, которая обращается с ней хуже, чем иная мачеха со своей падчерицей. Запрет побыть на балу «хоть четверть часика» становится последней каплей, переполнившей чашу терпения девочки. Она мстит своей матери с жестокостью, на которую способны только дети…В романе «Жар крови» действие происходит в глухой французской провинции. Но постепенно выясняется, что за стенами домов кипят бурные страсти. Убийства, измены, предательства, семейные тайны, спустя годы всплывшие на поверхность… Счастье, увы, лишь хрупкая иллюзия.


Властитель душ

"Властитель душ" — роман Ирен Немировски, французской писательницы, трагически погибшей в 1942 году в Освенциме.Методой врач-эмигрант страстно мечтает выбиться из нищеты. Но какова цена успеха? Цель достигнута, однако победа оказывается горше поражения… Перед читателем предстает картина жизни Европы между мировыми войнами. Борьба амбиций, порок, тщета погони за иллюзиями описаны с невероятной резкостью, наблюдательностью и изяществом.


Давид Гольдер

Прожженный финансист ради выгоды доводит до самоубийства компаньона, с которым когда-то вместе начинал, — такова завязка романа Ирен Немировски «Давид Гольдер». Писательница описывает закулисье жестокого мира денег в сухом, почти гротескном стиле, не жалея своих героев и не сочувствуя им. Этот роман — и картина нравов, царящих в деловом мире, и история трагедии старого человека, которого мало любили в жизни, и своеобразная притча о том, что никакие материальные блага не способны скрыть обнищание души.Роман «Давид Гольдер» впервые выходит на русском языке.


Вино одиночества

УДК 821.133.1 ББК 84(4Фра) Н50Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского институтаНемировски И.Вино одиночества: роман / Ирен Немировски; пер. с фр. Л. Ларченко. — Москва: Текст, 2015. — 204[4] с. — (Первый ряд).ISBN 978-5-7516-1260-3Издательство «Текст» вновь возвращается к творчеству известной французской писательницы Ирен Немировски, трагически погибшей в Освенциме в 1942 году. В романе «Вино одиночества» (1935) Ирен Немировски рассказывает историю Элен Кароль — девочки из еврейской семьи.


Осенние мухи. Дело Курилова

Издательство «Текст» продолжает знакомить российского читателя с творчеством французской писательницы русского происхождения Ирен Немировски. В книгу вошли два небольших произведения, объединенные темой России. «Осенние мухи» — повесть о русских эмигрантах «первой волны» в Париже, «Дело Курилова» — историческая фантазия на актуальную ныне тему терроризма. Обе повести, написанные в лучших традициях французской классической литературы, — еще одно свидетельство яркого таланта Ирен Немировски.


Рекомендуем почитать
Глемба

Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.


Холостяк

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Силы Парижа

Жюль Ромэн один из наиболее ярких представителей французских писателей. Как никто другой он умеет наблюдать жизнь коллектива — толпы, армии, улицы, дома, крестьянской общины, семьи, — словом, всякой, даже самой маленькой, группы людей, сознательно или бессознательно одушевленных общею идеею. Ему кажется что каждый такой коллектив представляет собой своеобразное живое существо, жизни которого предстоит богатое будущее. Вера в это будущее наполняет сочинения Жюля Ромэна огромным пафосом, жизнерадостностью, оптимизмом, — качествами, столь редкими на обычно пессимистическом или скептическом фоне европейской литературы XX столетия.


Сын Америки

В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.


Перья Солнца

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.