Ибн-Сина (Авиценна) - [35]

С точки зрения постепенности перехода от воспринимающих сил животного к умственной деятельности человека чрезвычайный интерес представляет эстимативная сила, выделение которой в особую способность животной души характерно именно для Абу-Али (другие арабо-мусульманские философы ее функции передавали силе воображения). Эстимативная сила, как мы уже знаем, схватывает в единичных предметах идею, т. е. нечто подобное гештальту или общему представлению. «Разница между восприятием формы и восприятием идеи, — пишет Ибн-Сина, — состоит в том, что форма воспринимается одновременно и внутренним чувством и внешним; только сначала она воспринимается внешним чувством, которое затем передает ее внутреннему чувству, как, например, когда овца воспринимает форму волка, то есть его очертания, внешний вид и цвет: форма волка воспринимается внутренним чувством овцы, только вначале она воспринимается ее внешним чувством. Идея же воспринимается от чувственной вещи душой без того, чтобы она воспринималась предварительно внешним чувством, как, например, когда овца без того, чтобы воспринять внешним чувством, воспринимает идею враждебности в волке, или идею, заставляющую ее бояться волка и бежать от него» (17, 224–225). Как мы помним, овца не только воспринимает идею враждебности в волке, но и судит об этой враждебности, ибо, по Ибн-Сине, суждение (хукм), mutatis mutandis, присуще не только рациональной, но и низшим познавательным силам человеческой души — вплоть до ощущения.

Способность животных иметь идеи, общие представления определяет, по Ибн-Сине, и другую их способность, сближающую животное царство с миром людей, — способность к созданию «искусственных вещей». «У других животных (помимо человека. — А. С.), — пишет он в „Книге исцеления“, — и особенно у птиц, также имеются искусства, поскольку они сооружают логовища и жилища (мы не говорим уже о муравьях), но это относится к тому, что проистекает не от изобретательности и рассуждения, а от инстинкта и вынужденности и что поэтому не отличается разнообразием и многоразличием и в большинстве случаев направлено на обеспечение благополучия их видов и удовлетворение видовой, а не индивидуальной потребности» (36, 200–201).

Психические силы венчает свойственная человеку разумная душа, которая определяется как первое завершение естественного органического тела в той мере, в какой оно совершает действия благодаря осмысленному выбору и рассуждению и поскольку воспринимает общее. Подобно тому как душа растения, помимо своих специфических функций, выполняет и действия, свойственные силам минералов, неорганических тел, как душа животного выполняет одновременно со своими собственными и действия растительной души, точно так же душа человека наряду с чисто рациональной деятельностью осуществляет действия, присущие всем упоминавшимся выше силам. Эти силы действуют не изолированно и находятся друг к другу в отношении «главенствования и служения»: разуму служит эстимативная сила; эстимативной силе — память и совокупность животных сил; силе представления — побудительная сила и сила воображения; воображению — общее чувство; общему чувству — внешние чувства; побудительной силе — силы вожделения и гнева; силам гнева и вожделения — находящаяся в мускулах двигательная сила; всем животным силам — силы растительные, и прежде всего сила размножения; силе размножения — сила роста; силам роста и размножения — питательная сила, а всем им вместе — естественные силы; в последних пищеварительной силе служит, с одной стороны, захватывающая, а с другой — притягивающая; всем этим трем естественным силам служит четвертая — отталкивающая; перечисленным естественным силам служат четыре основных природных качества, из коих теплоте служит холод, а тому и другому — сухость и влажность.

Таким образом, герой «Трактата о Хайе, сыне Якзана» мог совместно с вечно юным старцем совершить путешествие от крайнего Запада до крайнего Востока и не заметить, как из области кромешной тьмы он попал в ослепительно светлую область восходящего солнца, т. е. все того же деятельного разума — двойника Хайа, сына Якзана.

Но разум не только опирается на силы, которые «служат» ему, он очеловечивает, сублимирует их. А те со своей стороны стремятся «дегуманизировать» человека, низвести его до животного, скотского уровня. Абу-Али не жалеет черной краски при описании «дурных спутников» авторского «я» в аллегорическом трактате — персонификацией воображения, вожделения и гнева, равно как и их двойников — пособников сатаны. Вместе с тем в «Трактате о любви» говорится, что при должном взаимодействии рациональной и животной души интеллект «поднимает силу гнева на сражение с богатырями или на битву, чтобы отогнать врага от добродетельного города или благочестивого народа» (59, 57).

Точно так же обстоит дело с прочими низшими силами души: разум использует внешние чувства, «чтобы путем индукции вывести универсалии из единичных предметов», с помощью воображения выдвигает гипотезы и ищет средний термин силлогизма, силу вожделения заставляет «вопреки ее собственной цели, состоящей в удовольствии, подражать Первопричине в сохранении видов, и особенно лучшего из них — вида человеческого, как он заставляет ее [стремиться] к еде и питью не как попало, а наилучшим образом… чтобы помочь природе, призванной сохранить особь лучшего вида, т. е. человеческий индивид» (там же).