Iassa - [53]

Я слушала это, и потихоньку в голове начали выстраиваться так называемые «методики» нашей доброй тети Ани. Что-то между сказкотерапией и арт-терапией. Впрочем, об этом мне говорила директор центра.

— А дальше? Ну рассказали сказку, нарисовали мир. Что дальше?

— А потом мы пили чай с кексиками, знаешь, такие маленькие кексики, и так сразу хорошо становилось. Потом тетя Аня предлагала нам посидеть в мягких креслах, а сама тихонько стучала в бубен. Она говорила, что, если у нас что-то сейчас болит, например, голова, то это быстро пройдет. У меня часто голова болела и кружилась, но я слушала бубен, и это всё проходило. А когда голова проходила, я уже не так боялась этого змея. Я его часто вижу, он летает по небу, и вот сегодня ночью тоже залетал ко мне в окно.

Ясно, тетя занималась шаманизмом. А у Манечки моей непонятные видения, да, и кексы какие-то, хорошо бы их тоже на экспертизу.

— А дальше что было?

— Я помню, как во сне, неточно. Там голова снова кружиться начала, а тетя Аня говорила, что нужно представить свои страхи прямо как они есть, а у меня только один страх, я на небо боюсь глядеть. Ой…

— Что?

— Вот тебе рассказываю, и снова мурашки бегают по коже. Можно, я не буду рассказывать? А то у меня начинает голова кружиться. Знаешь, потом ведь я иногда слышу голос тети Ани, она мне иногда говорит.

— Что говорит?

— Да вот говорила совсем недавно, будто издалека, чтобы я нарисовала много картинок, пусть Змей Горыныч сам меня боится. Но никому не показывала, ни маме, ни папе, ни бабушке. Она говорила так странно, что нужно обязательно от своих родных как бы отделиться, потому что есть злые духи, которые по ниточке от вас переходят. Прямо такой рисунок сама мне нарисовала понятный, где я была нарисована, и вы вокруг, и мы все соединены ниточками. А по ниточкам скачут такие духи, она их такими смешными нарисовала. Вообще, она часто рисует, когда что-то объясняет. И мы разговариваем с ней о таких вещах, как космос, духи, мои предки и мои потомки. Я думаю, что, наверное, мои потомки могут уже куда-нибудь улететь отсюда.

— Ну, а что было дальше?

— Я нарисовала много рисунков, Змея Горыныча, и ей отнесла. Потом мы с ней сидели, снова пили чай, там еще одна девочка была, я её раньше не видела. А потом бубен слушали, так хорошо, голова немного болела, но будто все страхи куда-то исчезли.

— Понятно.

Да, похоже там страхи сначала нагнетаются, а потом их ликвидируют. Как там у Пелевина, на первом этаже лечили от тех болезней, которые придумали на втором. Ну, или наоборот. Но всё равно не понятно, зачем ей это нужно. Опять возникла тема змей, тут в виде Змея Горыныча. Вообще, тема какая-то неисчерпаемая. Всё вокруг нее крутится. И пятнадцать лет назад такая же история примерно была. Может, с Серёжей поговорить, о концепциях того времени.

Как будто что-то останавливало меня, отводило от разговора с сыном. Сейчас его не было дома, он собирался в командировку. Как мне быть и здесь, и в Питере, где ждёт Андрей? Надо позвонить Светлане, можно ли как-то помочь восстановить Манечку.

— Светлана, привет. Слушай, мы с тобой так и не встретились, у меня события раскручиваются, как пружина. Я хотела договориться про консультацию для своей внучки.

— Да, конечно, приходи завтра в двенадцать.

— Да, а потом пойдем в городской сад.

Глава 10

Мы решаем мелкие повседневные задачи. Чем мы руководствуемся, когда ставим оценку, доброе дело я делаю или вред приношу? Наверное, это идёт на автомате. Просто в силу того, как нас воспитали.

Только сейчас начинаешь понимать ценность советского воспитания, которое мы так привыкли высмеивать. Не рвать у другого почву из-под ног, думать о каждом члене коллектива, уважать старших. И сейчас понимаешь, что это были не пустые слова. Когда видишь пустые глаза подростков. Когда слушаешь убеждённые речи с экранов. При этом ведь нам могут предлагать явные фальшивки, но не дай Бог, чтобы мы засомневались.

Мы ведь тоже жили в эпоху зомбоящиков. И это было даже сильнее, потому что не было альтернативы. Только вот буржуазное мышление не распространялось как чума. Да, своя рубашка была ближе к телу, но было понимание, что государство должно быть социальным. И справедливым к тем, кто не может рвать, грызть, нападать стаей.

И такой вопрос, как «тварь ли я дрожащая, или право имею?» имел однозначный ответ. Да, ты можешь быть талантливым, умным, красивым, выше. Но это не даёт тебе право ни убивать ту несчастную старушку-процентщицу, ни тем более её совершенно невинную сестру Лизавету.

Мне вспомнилась теория одного уважаемого академика. Только не помню, сам ли он себя академиком назвал, организовав академию, или государство признало его заслуги перед отечеством. Образований (в смысле дипломов) у него было достаточно.

А главная мысль его «науки» состояла в том, что люди — это стая. Потом шли различия людей в зависимости от ролей, кто вожак, кто охранник. Сейчас я понимаю, что по сути, основной посыл — это сравнить людей не просто со стаей диких животных. Это внушить им, что любое сообщество людей будет руководствоваться только животными инстинктами. Если учесть, что свою академию он создал в Америке, а уже потом стал внедрять её обратно в Россию большей частью через своих учеников, понимаешь, что выращивание людей, мыслящих категориями животных, чрезвычайно полезно. Ведь люди действуют, по мнению академика, своими сценариями, которые изменить невозможно, да и бороться с этим не нужно, нужно понять свою роль в стае и углублять, совершенствовать свои навыки.