Iassa - [12]

— Наташа, я хотел тебе сказать… Ты очень интересная женщина, умная, красивая…

— Нельзя ли без банальностей?

— Я очень хочу тебе помочь, но ты должна понять некоторые вещи.

— Например?

— Понимаешь, твой сын попал под очень сильное влияние, и ты в этом не виновата, нет…

— Что ты мямлишь-то? Говори яснее, — меня уже этот ответ двоечника у доски стал раздражать.

— В общем, Галицкая дама не самая обыкновенная, она может оказывать на людей влияние, сравнимое с порабощением. А у твоего сына есть склонность ко всякого рода мистическим и абсурдным вещам. Но чем абсурднее, тем вернее. К сожалению, это чем-то схоже с умопомрачением. Человек привязан к земле, но человек не совсем нормальный эту ниточку рвет и улетает…

— Ну, допустим. Он всегда любил Кэролла и Хармса. Но это ничего не доказывает. Мало ли людей читает абсурдную литературу. Вся наша жизнь — сплошной абсурд. То, что мы считаем нормой — на Западе считает абсурдом. Скажи, она его зомбирует?

— Этого я полностью утверждать не могу. Но то, что она проводит с ним индивидуальные занятия — это абсолютно точно. По показаниям соседей, он там появляется очень часто.

— Бедный мой мальчик. Но ей всё это — для чего?

— Чтобы удовлетворить свои амбиции. У Галицкой была одна научная работа, по суггестивному воздействию на сознание людей. Работа была заявлена, но вышла очень маленьким тиражом. Дело в том, что Галицкую не любили на кафедре, не помню, говорил ли я тебе, что она работала ассистентом на кафедре психологии в нашем университете, короче говоря, она, кажется, издала её за свои деньги.

— У тебя эта работа есть?

— Нет, я просто просматривал её, мельком.

— Но где-то ведь она есть, в библиотеке, где-нибудь ещё?

— К сожалению, все экземпляры разошлись по частным библиотекам. Университет не захотел её покупать.

— Хорошо. Ведь есть какие-нибудь законы, позволяющие приглушить непомерные аппетиты нашей подруги?

— Формально — есть. Но негативное психологическое воздействие очень трудно доказать, практически невозможно. Требуется психиатрическая экспертиза, изымание материалов, и так далее.

— Понятно. То есть ты хочешь сказать, что мы абсолютно бессильны? Хорошо. Тогда я сама объявляю ей войну. Я найду другие доказательства, и посажу её в тюрьму, например, за нелицензированное занятие частной практикой. Хотя… Можно сделать всё гораздо проще… Нанять людей и просто уронить кирпич на голову.

— Слушай, я последнюю фразу не слышал, хорошо? Ты понимаешь, о чём ты говоришь?

— Я понимаю одно — я вырастила сына, даю ему образование, подготавливаю условия для карьерного роста, в конце концов, я люблю его, ведь он моё дитя, и тут появляется какая-то Галицкая и пытается сделать его уродом.

— Я тебя хорошо понимаю, делаю, что могу. Но мне кажется, что в твоей любви к сыну есть много собственнического. Он поступает не так, как хочешь ты, и тебе жаль своих трудов, которые ты в него вложила.

Меня так и подмывало спросить его о манифесте, фотографиях, шифровках и непонятной статье. Да, конечно, он, пожалуй, прав… Мне жалко своих трудов, которые я в него вложила, и отдавать без боя Серёжу мне не хотелось бы. Антон выглядел каким-то виноватым.

— Да не грусти так, зайчик, — потрепала я его по щеке, — я ведь не молоденькая девочка, многое сама умею.

Антон весь напрягся в одну минуту. Похоже, он подумал, что я пытаюсь его соблазнить. Как назло, халат на мне был полупрозрачный, и вся сцена показалась мне полной намёков и недоговоренностей.

— Ну, в общем, я пошла спать. Фотомодели, чтобы выглядеть на все «сто», спят по десять часов, — сказала я, притворно зевнув, — утро вечера мудренее, завтра всё решим, кого «в сортире мочить», а кого культурно под белые рученьки выводить на чистую воду. Спокойной ночи, вернее, спокойного утра.

…Утром я проснулась в десять от грохота посуды на своей кухне. Антон пытался изобразить горячие бутерброды, одновременно варя кофе. Да, бармен из него, видно по всему, никакой.

— Доброе утро. Пытаешься блеснуть хорошими манерами и подать кофе в постель? А вот и не вышло. Мадам проснулась от ваших экзерсисов.

— Доброе утро.

Мы быстро перекусили, и Антон начал собираться.

— Чао, бамбино.

— Д-до свидания.

— Ты стал заикой? А я думала — ты зайка, — помахала я ему рукой на прощание.

Глава 7

А в понедельник позвонил следователь, и сказал, что Ладу никто не видел с четверга. Голос был молодой и сбивчивый, как будто его обладатель куда-то очень торопился. Договорились, что мне пришлют официальную повестку для дачи показаний. О работе уже думать было невозможно, на Юркины шутки я отвечала невпопад.

— Наталья Владимировна, да что с тобой?

Я просто механически открывала в Интернете страницу за страницей.

— Ничего она ему не ответила, — резюмировал Юрка.

Я привыкла писать по электронной почте, иногда мне кажется, что ручкой я писать разучилась вовсе, и поэтому ничего не оставалось, как быстренько состряпать электронную записку начальнику с просьбой покинуть стены офиса.

— Ну, конечно, Наталья Владимировна, — ответил мне Юрка устно, обеспокоено глядя, как я нервно роюсь в сумке и проверяю всё на рабочем столе.

Так, нужно идти домой и устраивать допрос с пристрастием. Точно, Ладу на празднике Купалы я не видела, следовательно, она исчезла именно между четвергом и субботой. Но… Может, я её просто не заметила. С другой стороны, роль детектива мне порядком надоела. В конце концов, это дело милиции — разыскивать пропавшего человека. Меня волнует только мой собственный ребенок.