И звезды любить умеют - [113]

Какой-то циник сказал, что каждая женщина имеет свою цену — надо только ее правильно назвать. Увы, это так… А впрочем, почему собственно увы?! Мы знаем, что за все в жизни надо платить. За любовь — разлукой, за счастье — горем, за молодость — старостью, за жизнь — смертью. Почему бы не платить за красоту? Платят ведь не только мужчины, но и женщины. Неведомо, что дается дороже: покупка или продажа.

Анна Павлова постигла эту прописную истину достаточно рано (в основном благодаря наставлениям Любови Федоровны, которая извлекла из своей многотрудной жизни тяжкий урок и намерена была остеречь дочь от собственных ошибок) и если продержалась в роли «монахини» слишком долго, то лишь потому, что никто не давал за ее блистательный талант хорошую цену. Но вот она заметила, что корзины, подаваемые ей, от спектакля к спектаклю становятся все роскошней. И к ним, и к долгожданным сафьяновым футлярам была приложена одна и та же карточка — с именем Виктора Дандре.

Тридцатипятилетний потомок древнего эмигрантского французского рода, барон, статский советник, сенатский прокурор, председатель ревизионной комиссии городской думы, он жил необычайно широко. Одна его квартира на Итальянской обходилась в пять тысяч рублей в год. С точки зрения Любови Федоровны, на ухаживания такого великолепного господина можно ответить благосклонно. Тем паче что Дандре был редкостно деликатен: к букетам и подаркам прилагались только его визитные карточки — никаких фривольностей, никаких пошлых записочек, даже самых сдержанных комплиментов вроде: «Блистающей звезде от восхищенного поклонника». Ну что ж, быть может, Дандре ненавидел плеоназмы, а без них какой комплимент?

Словом, Любовь Федоровна только приготовилась поговорить с Анной о Викторе Эмильевиче Дандре, как балерину пригласили на гастроли в Москву. И здесь произошло событие, которое бесконечно изумило маменьку, привыкшую видеть в своей дочери покорную монашенку.

Анна влюбилась.

И в кого? В своего же, что называется, брата, балетного танцора!

Его звали Михаил Михайлович Мордкин. Он был молод — старше Павловой всего лишь на два месяца — и поразительно красив. Его прозвали «Геракл балетной сцены». И в самом деле в его внешности было нечто античное: тщательно наработанная мускулатура, безупречные черты лица, золотые волосы и синие глаза… Воистину олимпиец!

Классическая правильность черт не делала его красоту холодной и невыразительной, напротив — она была необыкновенно эффектна. К тому же Михаил умел ее подать и беззастенчиво пленял публику Большого театра в главных партиях балетных спектаклей. Он славился напористой энергией танца не меньше, чем яркой колоритностью образов и сценическим темпераментом. Михаил отлично смотрелся в «исторических» театральных костюмах и легко чувствовал себя в них во время танца. Другим его прозвищем было — «Танцующий актер». Среди множества ролей Михаила Мордкина были испанский цирюльник Базиль в «Дон-Кихоте», капитан Феб в «Дочери Гудулы» (некая вариация «Эсмеральды» Цезаря Пуни, поставленного по «Собору Парижской Богоматери» Виктора Гюго) и воин-наемник Мато из древнего Карфагена (балет «Саламбо» по Флоберу). Михаил Мордкин родился быть любовником и героем, стал танцовщиком героического амплуа, однако он умел быть удивительно трогательным. Например, в «Саламбо» его Мато умирал так, что дамы в зале рыдали чуть не в голос и начинали ненавидеть главную героиню, ставшую причиной смерти этого обворожительного мужчины.

Короче, о Мордкине вполне можно сказать, что поклонницы его творчества носили его на руках и выстраивались к нему в очередь.

Впрочем, он был разборчив, не сказать — привередлив.

Недоброжелатели, петербургские танцовщики, которые завидовали не столько таланту Мордкина, сколько его ослепительной внешности, насмешливо прозвали его «московский калач». Но именно этот «калач» заставил блистательную Павлову на некоторое время потерять голову.

В Москве хореограф Александр Горский поставил в декабре 1905 года свой вариант балета «Дочь фараона», полностью переработав старинный спектакль Петипа. Анна Павлова должна была 15 января 1906 года выступить в нем в главной роли. Ее партнером стал Михаил Мордкин.

Она произвела на «калача» огромное впечатление. И все же оно было ничтожно по сравнению с тем впечатлением, которое на Павлову произвел он!

Привыкнув видеть в своих партнерах не то братьев (ну, в крайнем случае, кузенов), не то вовсе существа бесполые, некоторую разновидность евнухов, Павлова не ощущала в них мужчину. Привыкнув к откровенности сценических костюмов, она никогда не устремляла взгляд туда, куда смотрит при виде обтянутого трико танцовщика всякая нормальная женщина. А ведь популярность Мордкина у московских утонченных дам объяснялась не только его редкостными балетными достоинствами, сколько не менее редкостными достоинствами мужскими! Он обладал неописуемым даром вызывать желание. Причем провоцировал женщин на эти вспышки порою невзначай, а порою совершенно сознательно, просто чтобы самоутвердиться. Однако влечение его в к Павловой было искренним, так же, как и ее тяга к нему. И эта взаимная вспышка чувств, разумеется, не осталась незамеченной.