И здрасте вам через окно! - [30]
В эту ночь все было по-другому. Уставший Мендель попытался уснуть, но вскоре понял, что лучше не терять времени и продолжить чтение. При каждом вздохе тетка выдавала низкочастотную вибрацию, которая сменялась облегченным глубоким выдохом с надуванием щек. Иногда она замолкала, и помещение погружалось в желанную тишину, но секунды затишья были необходимы лишь для накопления новой энергии и образования турбулентного потока воздуха, который, как вихрь, вырывался из хрупкого тельца родственницы. От обаяния старушки не осталось и следа. Мендель привык к родительскому храпу, и он ему не сильно досаждал из соседней комнаты. Это было привычным шумовым фоном.
Вообще о крепком и здоровом сне в квартире Ватманов можно было только мечтать. Савелий категорически не признавал будильник и предпочитал каждое утро просыпаться под величавые звуки гимна. Ровно в шесть утра квартира вздрагивала от музыки. Членам семьи разрешалось уменьшить звук не раньше, чем пропоют:
После того как в квартиру подселили Александра Владимировича, первое время он пытался бороться с диктатом, приглушая громкость репродуктора еще с вечера, но Сава, как хороший хозяин, делал перед сном обход и проверял не только засов на двери, но и регулятор громкости репродуктора. Несмотря на то что сосед приводил массу аргументов, ссылаясь на творческий подъем в темное время суток и на необходимость поспать ранним утром, Сава не хотел понимать специфику жизнедеятельности творческой интеллигенции и крепко удерживал занятую им позицию. Он свято считал рисование несерьезным делом и не упускал случая напомнить о праздности существования всех людей искусства.
Один раз художник попытался взять реванш и даже сделал шаг в сторону защиты своего права на сон. Простояв за мольбертом всю ночь, он, обессиленный, рухнул в кровать. Уставшее тело требовало отдыха, но перевозбужденное воображение продолжало рисовать задуманный образ. Мысли роились в голове и сменяли одна другую с молниеносной быстротой, пока не наткнулись на тему «утро». Непреодолимое желание подольше поспать одержало победу. Александр Владимирович решительно встал и пошел на кухню выключать радио. Блаженство продолжалось не больше пяти минут. Ему представилось, как Савелий проспит, опоздает на работу, его выгонят с занимаемой должности и семья останется без зарплаты. Терзаемый совестью, он вернулся и снова включил репродуктор на полную мощность. В эту ночь сосед еще раз убедился в том, что не создан для скандалов, а гармония, о которой так много говорят в последнее время, никогда не спасет мир.
– Я, сынок, в своей жизни еще ни разу не проспал, – хвалился отец Менделю. – Скажи мне в пять часов проснуться – я проснусь. В три – и это пожалуйста. У меня, сынок, часы в голове заложены.
– Так и есть, – поддакивала Мирав, – у твоего отца в голове не только часы, но еще и арифмометр. Он на своей бензостанции за несколько секунд в уме все до последнего литра посчитает и сдаст смену в лучшем виде. Правда, Сава?
– Вот ты хоть и женщина, но рассуждаешь умно.
От приятных слов Мирав краснела и отмахивалась рукой, как от назойливой мухи. Муж редко ее хвалил, считая недалекой женщиной, частенько посмеивался и нарочито приводил в пример знакомых или родную сестру. В отличие от Мирав она всегда имела что сказать и с легкостью давала отпор любому. Не каждый мужчина позволял себе ругаться с хамоватым Савой, а Фира себе позволяла и делала это весьма успешно.
Ранним утром, когда первые солнечные лучи робко коснулись земли, а птицы начали веселый пересвист, Гала перестала храпеть. Она приоткрыла глаза и потянулась. От легкого движения ее тела панцирная сетка жалобно скрипнула, и звук от натянутой железяки тут же растворился в мягких объятиях пуховой перины.
– Ничего не изменилось со времен моего последнего приезда. Шторы, обои, гобеленовый коврик с оленем. Глазу отдохнуть не на чем. Вот только книг на этажерке прибавилось, а с ними и пыли. Надо уборку генеральную на днях затеять, – рассуждала тетка, заглядывая под кровать. – Посмотрите на него, спит сном младенца и нет ему дела до восхода солнца, пения птиц и нежного запаха цветов. Диагноз этому безмятежному состоянию – молодость.
При виде спящего племянника тетка разулыбалась, сердце ее наполнилось материнской любовью. Густые волнистые волосы Менделя выгодно подчеркивали его выразительные черты лица, а белая наволочка еще больше оттеняла загорелую кожу лица. Гала протянула руку, чтобы погладить племянника по голове, но остановила себя, боясь потревожить сладкий сон.
– Папашина шевелюра. Шикарная. Почему так мужчинам везет? – бурчала она, снимая с головы папильотки из тряпочек. – Тут с молодости мучаешься, ночей не спишь, поддерживая красоту, а у них все в лучшем виде с рождения. Именно из-за этого большинство мужчин – лентяи.
Тетка накинула на себя шелковый халат, осторожно перешагнула через спящего Менделя и на цыпочках вышла из комнаты. Вскипятив воду на керогазе, она заварила чай, который сама же и привезла в подарок семье Ватман, и уселась на старом венском стуле в галерее у входа в квартиру. Ничто так не ценила Гала в последнее время, как тишину раннего утра. Шум порта и стук трамвайных колес не принимались во внимание. Главное – тишина дворов, их некая первозданность и незасоренность пронзительными голосами разговаривающих друг с другом соседей. Это золотой час, когда солнце излучает мягкий, рассеянный свет, от которого привычные образы выглядят прекраснее и выразительнее. Удлиненные тени придают природе особенную утонченность, обнажая в ней даже мельчайшие детали и насыщая картину объемом и теплом. Блаженную негу прервало шарканье метлы.
Избалованная вниманием публики солистка оперного театра уходит на заслуженный отдых. Вслед за первым ударом следует второй – кончина любимого мужа. Другая бы сдалась и скучно старела в одиночестве, но только не Цецилия Моисеевна! Она и в судьбе соседей примет горячее участие, и в своей судьбе еще допишет пару ярких глав…
Мама дорогая, что началось во французской столице после покупки золотой тиары скифского царя Сайтаферна! Париж бурлил, обсуждая новость. Толпы любопытных ринулись в Лувр, чтобы посмотреть на чудо древнегреческого искусства – шедевр, стоивший государству четверть миллиона франков. И только Фима Разумовский, скромный ювелир из Одессы, не подозревал, что его творение, за которое сам он получил всего две тысячи рублей, оценено так высоко… Не знал он и того, что мировой скандал вот-вот накроет его с головой.
Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.
Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.