И занавес опускается - [89]

— И ещё один вопрос, который может показаться странным: ваша дочь когда-нибудь ломала палец?

— Да, конечно, — удивлённо посмотрела на нас миссис Вандергрифф, — ей тогда было десять. Мы взяли её с собой на лодку, и она повредила палец, катаясь на мачте.

Мы с Алистером переглянулись.

Конечно, мы пока ничего не могли ей сказать, поэтому Алистер пробормотал что-то вроде извинения, которое, казалось, успокоило её; тем более что сейчас все её мысли были заняты найденным кольцом.

Я практически не чувствовал вины. Если ждать плохих новостей так долго, то несколько дней уже ничего не изменят.

Я потянулся за кольцом.

— Нам нужно это кольцо ещё на некоторое время. Потом, я обещаю, мы вернём его вам, миссис Вандергрифф.

Она неохотно сдалась.

Алистер взял сборник стихов, раскрыл его, просмотрел несколько строк и протянул книгу миссис Вандергрифф.

В этот момент из-за обложки выпал белый конверт. Алистер поднял его, протянул женщине, и она спросила:

— Не хотите взглянуть на фотографии Франсин? Мы сделали их в последнее проведённое вместе Рождество.

Мы не смогли отказаться.

Мне не терпелось поговорить с Малвани и продолжить это дело.

Я почти не смотрел на фотографии, когда она протянула их мне; на каждом снимке была изображена красивая девушка с высокими скулами и вьющимися каштановыми волосами. Она явно унаследовала уверенность и решительность своей матери — это было видно и по её позе, и по выражению лица.

Я быстро взглянул на последнюю фотографию: группа молодых людей собралась вокруг пианино на рождественском вечере; на заднем фоне виднелась украшенная ёлка.

Я снова вытащил карманные часы: почти девять утра. Нам пора уходить.

Однако что-то заставило меня ещё раз взглянуть на последнюю фотографию.

Я сосредоточил своё внимание на человеке, который широко улыбался в заднем ряду. Даже на чёрно-белом снимке были хорошо заметны идеально уложенные волосы и ровные, белые зубы. Он смотрел на меня с фотографии, словно издеваясь над неспособностью его узнать.

Ведь это лицо я уже видел ранее.

— А как этот человек связан с Франсин и Робертом? — взволнованно поинтересовался я.

— О ком вы говорите? — устало произнесла миссис Вандергрифф.

— Здесь, во втором ряду, сразу за Франсин, — показал я.

Но миссис Вандергрифф, казалось, окунулась в воспоминания и плохо меня слышала.

— Милый мой, — вздохнула она, — вы, похоже, совершенно запутались. Как Роберт мог знать его? Вы же показываете на самого Роберта!

Мы продолжали непонимающе взирать на неё.

Озадаченная нашей реакцией, миссис Вандергрифф добавила:

— Эта фотография сделана здесь, в нашем зале, рядом с пианино.

Мы снова взглянули на человека с очаровательной улыбкой, чья книга стихов и внимательное отношение так пленили эту великосветскую даму.

На того самого человека, который убил её дочь.

На человека, который больше не носил имя Роберта Коби.

Он знал о каждом нашем шаге, потому что прикрытие нашего расследования было его работой. Алистер довольно близко с ним работал. Слишком близко, я бы сказал.

Внезапно всё встало на свои места.

Разочаровавшийся драматург.

Уважаемый театральный критик из «Нью-Йорк Таймс».

Роберт Коби.

Джек Богарти.

Один и тот же человек.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Центральный парк, пересечение Пятой Авеню и 78-ой улицы.

Есть особый момент, которого я жду в каждом расследовании: когда разрозненные фрагменты доказательств волшебным образом собираются вместе и представляют разгадку целиком. Иногда это происходит из-за тяжелой работы или проницательного мышления. Но чаще всего, это результат счастливого случая; как и того, свидетелем которого мы только что были у миссис Вандергрифф.

Мы пересекли Пятую Авеню и пошли на юг вдоль Центрального парка.

— Теперь, когда мы знаем правду, всё становится на свои места. Но поверь мне, — недоуменно покачал Алистер головой, — за время всех наших встреч он ни разу не проявил ни единой патологической черты!

— И со мной так же, — с иронией произнёс я. — Но ты сам говорил: самый дьявольски изощрённый убийца — это тот, кому удаётся водить за нос родных и близких.

— Его роль в обществе полностью маскирует его психопатические наклонности. В отличие от большинства убийц, с которыми мне приходилось работать, этот человек полностью социально адаптирован, — произнёс Алистер и потёр руки. — Ты предпочтёшь встретиться с Малвани сам или хочешь, чтобы я пошёл с тобой?

— Я пока не иду к Малвани.

— Почему, во имя всего святого?! Ещё пару минут назад ты не мог дождаться встречи с ним, — раздражённо заметил Алистер. — Всё, что мы сделали вчера вечером и сегодня утром, было для того, чтобы помочь тебе предоставить Малвани достаточные доказательства для оправдания По и ареста Роберта Коби — то есть, Джека.

Он похлопал по портфелю, в котором лежала фотография, которую мы позаимствовали у миссис Вандергрифф.

— С таким человеком, как Джек Богарти, этого недостаточно. Теперь я это понимаю, — я ускорил шаг. — Джек привлекателен, и у него слишком хорошо подвешен язык. Если мы вызовем его в суд без стопроцентных доказательств, он очарует присяжных — и они его оправдают.

Алистер изумлённо вскинул брови.

— Как ты можешь так говорить, пока его ещё даже не судили? У нас много улик, связывающих его с этим делом. У меня закрадываются подозрения, что ты не доверяешь нашей правовой системе.