И занавес опускается - [67]

Шрифт
Интервал

Этот запах смерти лишь усилился, когда я проходил мимо Древа Висельника. Ходили слухи, что оно было местом казни на протяжении долгих столетий.

Я ускорил шаг и замедлил его, только подойдя к мраморной Арке Вашингтона, под которой проходила Пятая авеню. Потом повернул налево возле величественного дома из красного кирпича в стиле греческого Возрождения. Его жильцы, принадлежащие к самой состоятельной прослойке города, давно переехали в более презентабельный район в центре города.

Офис доктора Вольмана находился в последнем здании на краю университетского городка.

Он открыл почти моментально, стоило мне постучать в дверь, и я пришел к мысли, что и он, и все остальные с нетерпением ждали меня, несмотря на то, что я прибыл вовремя.

— Профессор социологии? — спросил я, заметив латунную табличку на двери. — Но это не корпус университета.

Я знал, что здание Нью-Йоркского университета по большей части переехало в центр города в кампус в Бронксе, а здесь остались несколько классных комнат в полуразрушенных зданиях, граничащих с восточной частью парка.

И те задания не имели ничего общего с роскошным домом, в который я только что вошел.

Доктор Вольман издал нечто среднее между смешком и кашлем.

— Кафедра социология остаётся моим основным местом работы, — ответил он, улыбнувшись, — по крайней мере, пока они не создадут факультет криминалистики. И осмелюсь предположить, что произойдет это не раньше, чем я окажусь в могиле. А теперь идёмте, — добавил он. — Все ждут.

Он повел меня по широкому коридору с кремовыми стенами и золотисто-багровыми коврами на полу в дальнюю комнату, опираясь при ходьбе на трость.

По пути он пояснил, что первый этаж своих апартаментов приспособил для учебных целей с согласия университета. Поскольку стареющему профессору было тяжело передвигаться по растянувшемуся на километры университетскому городку, кафедра была размещена в пределах его физических возможностей.

— К тому же, — заметил он, — некоторые занятия продолжают проводиться здесь, в кампусе на Вашингтон-сквер-парк. Для многих наших студентов это оказалось наиболее удобным местом.

Мы вошли в просторную комнату, которую профессор, очевидно, использовал в качестве классной комнаты.

На дальней стене висела доска, а перед ней стоял круглый стол, за которым могли уместиться, по меньшей мере, десяток студентов.

Огромное, во всю стену окно по левую руку открывало потрясающий вид на конюшни нью-йоркского университета.

Возле окна стоял простой стол из орехового дерева, отполированный до блеска. За ним уже сидели Алистер с Изабеллой. Оба сразу же поднялись, чтобы поприветствовать меня, и мы обменялись несколькими ничего не значащими любезностями, прежде чем перейти к делу.

— Итак… Вы хотите, чтобы я взглянул на новые улики и в свете них пересмотрел свои старые заключения.

Доктор Вольман аккуратно опустился на стул и достал шелковый платок, чтобы протереть линзы очков.

— Верно.

Я открыл свой портфель и начал выкладывать на столе фотографии татуировки Эммелин Биллингс, которые вчера вечером проявил для меня фотограф в Добсоне.

— Мы надеялись, что вы сможете что-то из них вынести, — произнёс я, и эксперт по почерку придвинулся ближе к столу.

Он медленно рассматривал каждую фотографию, поднося её к свету и что-то бормоча под нос.

— Осторожней, — попросил я, когда мне показалось, что он обращается с ними гораздо более грубо, чем мне хотелось бы. — Нам ещё нужно вернуть их полиции.

Вообще то, я должен был отдать их Малвани уже давно, но он настолько радовался аресту По, что совершенно забыл про эти улики.

Я сделал восемь фотографий крупным планом, и сейчас мы трое с надеждой смотрели на изучающего их доктора Вольмана.

В конце концов, он печально покачал головой.

— Я не могу вам ничем помочь. Анализ почерка не может интерпретировать то, что было написано иглой, а не ручкой. Можно попробовать вынести что-то из грамматики, но не из самой манеры написания.

Он отодвинул фотографии в сторону и вздохнул.

— Ну как можно быть таким ублюдком…

Он покосился на Изабеллу.

— Простите мне это ругательство, мисс, но если Эммелин Биллингс была жива, когда убийца наносил татуировку, девушка пережила истинную пытку.

Он на секунду замолчал.

— А вы знаете, была ли она жива?..

— Не знаем, — покачал я головой. — Пока не знаем.

И чтобы это выяснить, мне необходимо связаться с офисом коронера. Вряд ли Малвани решит сам сообщить мне подробности.

Я проигнорировал ещё один укол вины за то, что мы продолжаем расследование за его спиной.

Алистер легонько барабанил пальцами по столу, чья поверхность была такой же блестящей, как и стол доктора Вольмана. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая слова:

— Мужчина, которого мы ищем — а все свидетельства указывают на то, что это действительно мужчина, — имеет самый необычный преступный умысел, с которым я только сталкивался в своей карьере.

— Ты изучил стольких жестоких преступников, совершивших ужасные поступки. Я не понимаю, почему ты считаешь этого человека уникальным, — тихо произнесла Изабелла.

— Потому что я уверен, что мы ищем человека, чьё личное обаяние полностью скрывает его склонность к насилию. По словам друзей жертв, по меньшей мере, у двух девушек появился новый кавалер, который заваливал её подарками и всячески ухаживал.


Еще от автора Стефани Пинтофф
Во мраке Готэма

Добсон, Нью-Йорк, 1905 год. Детектив Саймон Зиль потерял свою невесту при крушении парохода «Генерал Слокам». Тем летним днём 1904 года на борту судна в Ист-Ривер разгорелся пожар, унёсший жизни тысячи человек. Не смирившись с потерей, Зиль перевёлся в Департамент Полиции к северу от Нью-Йорка, чтобы сбежать из города, навевающего жуткие воспоминания. Но спустя всего пару месяцев новой жизни в тихом маленьком городке, детектив сталкивается с самым ужасающим убийством в своей карьере. В собственной спальне посреди тихого и спокойного зимнего дня была жестоко убита юная Сара Уингейт.


Рекомендуем почитать
Седьмая жертва

«Париж, набережная Орфевр, 36» — адрес парижской криминальной полиции благодаря романам Жоржа Сименона знаком русскому читателю ничуть не хуже, чем «Петровка, 38».В захватывающем детективе Ф. Молэ «Седьмая жертва» набережная Орфевр вновь на повестке дня. Во-первых, роман получил престижную премию Quai des Оrfèvres, которую присуждает жюри, составленное из экспертов по уголовным делам, а вручает лично префект Парижской полиции, а во-вторых, деятельность подразделений этой самой полиции описана в романе на редкость компетентно.38-летнему комиссару полиции Нико Сирски брошен вызов.


Что такое ППС? (Хроника смутного времени)

Действительно ли неподвластны мы диктату времени настолько, насколько уверены в этом? Ни в роли участника событий, ни потом, когда делал книгу, не задумывался об этом. Вопрос возник позже – из отдаления, когда сам пересматривал книгу в роли читателя, а не автора. Мотивы – родители поступков, генераторы событий, рождаются в душе отдельной, в душе каждого из нас. Рождаются за тем, чтобы пресечься в жизни, объединяя, или разделяя, даже уничтожая втянутых в  события людей.И время здесь играет роль. Время – уравнитель и катализатор, способный выжимать из человека все достоинства и все его пороки, дремавшие в иных условиях внутри, и никогда бы не увидевшие мир.Поэтому безвременье пугает нас…В этом выпуске две вещи из книги «Что такое ППС?»: повесть и небольшой, сопутствующий рассказ приключенческого жанра.ББК 84.4 УКР-РОСASBN 978-966-96890-2-3     © Добрынин В.


Честь семьи Лоренцони

На севере Италии, в заросшем сорняками поле, находят изуродованный труп. Расследование, как водится, поручают комиссару венецианской полиции Гвидо Брунетти. Обнаруженное рядом с трупом кольцо позволяет опознать убитого — это недавно похищенный отпрыск древнего аристократического рода. Чтобы разобраться в том, что послужило причиной смерти молодого наследника огромного состояния, Брунетти должен разузнать все о его семье и занятиях. Открывающаяся картина повергает бывалого комиссара в шок.


Прах и безмолвие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пучина боли

В маленьком канадском городке Алгонкин-Бей — воплощении провинциальной тишины и спокойствия — учащаются самоубийства. Несчастье не обходит стороной и семью детектива Джона Кардинала: его обожаемая супруга Кэтрин бросается вниз с крыши высотного дома, оставив мужу прощальную записку. Казалось бы, давнее психическое заболевание жены должно было бы подготовить Кардинала к подобному исходу. Но Кардинал не верит, что его нежная и любящая Кэтрин, столько лет мужественно сражавшаяся с болезнью, способна была причинить ему и их дочери Келли такую нестерпимую боль…Перевод с английского Алексея Капанадзе.


Кукла на цепи

Майор Пол Шерман – герой романа, являясь служащим Интерпола, отправляется в погоню за особо опасным преступником.