И я ему не могу не верить… - [35]

Артузов в подобных случаях не обижался. Он глубоко уважал Вячеслава Рудольфовича за огромные знания, ум, опыт. А потому свое мнение отстаивал в разговорах с ним горячо и упорно, но не упрямо. Если аргументы собеседника оказывались сильнее, умел согласиться с ними. Кстати, точно так же вел он себя не только с начальниками, но и с подчиненными. Вот и в данном случае, признав правоту Менжинского, отказался от «гладкописи», ввел в разработку определенные канавки и кочки, для большего правдоподобия и жизненной убедительности.

Все это, однако, пока касалось лишь общей схемы. В нее предстояло внести множество поправок, дополнений, обусловленных развитием реальных событий и личными качествами конкретных людей. Но без нее, этой намеченной схемы, никак нельзя было обойтись, поскольку она задавала требования, по которым подбирал Артузов исполнителей главных ролей. Артур Христианович изучил десятки савинковских агентов, либо задержанных в последнее время, либо находящихся под наблюдением чекистов. Наконец у него появились основания прийти к Менжинскому с предварительным докладом.

— Кажется, нам удалось тут подобрать один «ключик», который, по моим расчетам, может открыть савинковские двери.

— Кто это? — оживился Менжинский.

— Шешеня…

Об аресте этого человека Менжинский, конечно, уже знал.

Бывший адъютант Савинкова — казачий сотник Леонид Шешеня был послан на связь с ранее заброшенными агентами. Он был родственником, а точнее, свояком Ивана Фомичева — влиятельного представителя Савинкова в Вильно и частично в Варшаве. Арестовали Шешеню при попытке перейти границу. Савинков о его задержании еще ничего не знал. Менжинский живо заинтересовался:

— Показания этот Шешеня дает?

— Дает. Назвал всех агентов, к кому шел. Мы их изъяли. Один представляет интерес.

— Чем?

— Он поселился в Москве около года назад, устроился охранником на железную дорогу. Не исключено, конечно, что законсервирован, но, по-моему, просто ничего не хочет делать. Живет тихонько, и все. Семейный.

— Фамилия?

— Зекунов Михаил Дмитриевич.

— С Шешеней знаком?

— Нет. Они вообще люди разные. Шешеня просто солдат, служака. Савинкову такой нужен только как преданный исполнитель несложных заданий. Привезти, отвезти, проверить. Ну, и стрелять, конечно, умеет. Зекунов интеллигентнее, похоже — и совестливее.

Менжинский слушал внимательно. Его всегда глубоко интересовали не только поступки, но и мотивы, их вызвавшие, характеры людей, оказавшихся в поле зрения ВЧК.

— Что ж, — сказал он после некоторого размышления. — Арест обоих зашифруйте, обеспечьте секретность содержания и приступайте к разработке.

— Хорошо…

— Кого из сотрудников предназначаете на главную роль?

— Предлагаю Андрея Павловича Федорова.

— Чем обосновываете?

— Деловыми качествами. Прекрасное образование — юрист, знает языки. До революции — боевой офицер. С начала гражданской — в Красной Армии. Забрасывался в тыл к белым в качестве военного разведчика, действовал под белогвардейского офицера.

Тверд, решителен, находчив, умеет отстаивать собственное мнение. Это очень важно, если придется столкнуться лично с Савинковым, вы же знаете, как тот подавляет людей… Еще одно соображение. Савинков писал как-то военному министру Франции, что большевистская власть в России может быть свергнута только русскими крестьянами. А Федоров внешне — типичный крепкий и сметливый русский крестьянин. Он уже внешне будет импонировать Савинкову как человек из гущи народа, а не говорун из интеллигенции, каких при нем и своих предостаточно.

— Что ж, выбор, похоже, удачен. Я знаю Федорова, не знал только всех его достоинств. Кстати, когда начнете составлять для него легенду, держитесь как можно ближе к подлинной биографии, поскольку у Федорова она, при некоторой отделке, очень выигрышна.

— Значит, начинаю работать.

— Работайте. Через несколько дней будьте готовы доложить обо всем Феликсу Эдмундовичу. Помните, его интересует все, что относится к «Синдикату». Феликс Эдмундович предупреждает нас, что в ближайшее время поднимется новая волна антисоветской активности, мы должны быть готовы встретить ее во всеоружии, отсюда такое внимание к «Тресту» и «Синдикату».

XII Всероссийская конференция РКП (б), собравшаяся в августе 1922 года, как раз когда началась операция «Синдикат-2», указывала, что первый год новой экономической политики, совпавший с голодом и нажимом международной реакции, вызвал усиление антисоветской деятельности остатков разгромленных контрреволюционных партий кадетов, меньшевиков и эсеров.

Не было ничего удивительного, что в нэповской лихорадке родились новые антисоветские центры и организации. Так появилась и группа «Либеральные демократы», или ЛД, в Москве. Программа организации была настолько расплывчата и аморфна, что позволяла присоединиться к ней любому антисоветчику, ну разве что кроме откровенных черносотенцев. Идеальная среда для пышного расцвета эсеровского савинковского вождизма. Был, правда, у ЛД и один недостаток — группы этой в действительности никогда не существовало. А требовалось как раз убедить Савинкова не только в ее реальном существовании, но и способности поднять восстание в масштабах всей страны. Единственного, чего для этого не хватало, так это присутствия самого Савинкова как общепризнанного всенародного руководителя.