И взаимно притом - [2]

Д

Ф перестал спать днем в саду (что жаль, конечно, со сном он гораздо спокойнее). Рассказываю об этом Д. Он, ностальгически:

— А я тоже в саду не спал. Меня даже за это наказывали. В угол ставили.

— В угол ставили, чтоб спал?

— Зря смеешься! Я, спасибо углу, единственный из всей группы видел стыковку «Союза» и «Апполона». Я в воспитательской в углу стоял, а у них телевизор был включен. Новости. Вот и увидел!

Стоит носом в угол мальчик в шортах и краем глаза смотрит новости. А там стыковка космических кораблей. А телевизор черно-белый. Эпоха.

АС

Для родителей мужа Ф — единственный, поздний и долгожданный внук. И если бабушка просто очень его любит, то дед видит в нем наследника, преемника и продолжателя. Во всем.

Говорит:

— У меня первая группа крови, у Татьяны — не знаю, какая, у Дениса — первая, как у меня. Интересно, какая у Феденьки. Известно уже?

Я:

— Известно, конечно. Вторая.

АС, помолчав немного, с искренним сожалением:

— Жаль…

* * *

По телевизору — концерт к юбилею Юрия Визбора, 80 лет. Одногодок АС, они учились в одной школе, только АС классом младше. Спрашиваю — а вы его помните? АС, задрав нос:

— Так, смутно. Мы не общались с той параллелью. У меня своя компания была… мотоциклы, потом чувихи…

Однако же напевает «Солнышко лесное». После слов «Где, в каких краях встретимся с тобою» с характерной миной добавляет: «Если, разумеется, у меня будет желание».

* * *

Ф нашел старый фотоальбом АС.

Наш дед — большой педант. У него все фотографии подписаны: год, место, спутники, фон. Если фоном машина — то ее модель, год выпуска. Есть фото из армии, где он в радиорубке, с телефоном в руках; подпись — «Ратин с телефоном модели такой-то».

(Себя, кстати, подписывает исключительно в третьем лице.)

И вот фото 1958 года. До знакомства со свекровью еще, значит. Молодой АС (красавец!) на мотоцикле в окружении каких-то девиц.

И подпись: «Ратин и другие».

ТС

Федор в очередной раз свалился с табуретки, знатно приложился головой — и ничего, отряхнулся и пошел. Мы с ТС рассуждали после этого, как же Бог детей хранит, держит за уши во время опасных их игр, прыжков и затей. И ТС вспомнила.

Она родилась в сорок втором, отец погиб. Таких детей после войны по соседству был целый двор — даже четыре двора: стояли рядом четыре двухэтажных дома на Соколе, полно ребятни разного возраста. Весь день на улице, играли в войну — рядом были картофельные поля, там они рыли окопы. Еще в партизанов играли. Однажды «фрицы» во время игры поймали «поджигателя», мальчика Леньку. Сделали ему табличку «Поджигатель», накинули веревку на шею и повели вешать — все как в кинохронике, которой уж они-то пересмотрели немало.

ТС: «Знаешь, я уверена: не останови нас взрослые — повесили бы натурально». Спрашиваю: а Ленька-то сам чего? отбивался? боялся? ТС, буднично: «Нет, мы серьезно играли, он шел геройски, не дрожал».

Мабушка

Мама родилась и выросла в деревне Курганской области. Ее родители были школьными учителями. А ее мама, то есть, моя бабушка, Анна Матвеевна, еще и директорствовала. Она единственная из всех женщин в деревне носила туфли на каблуке. Улицы немощеные, пыльные, каблуки оставляли следы-точки. Люди говорили: «О, Аннушка пробегала».

* * *

Мама бабушки, моя прабабушка, семь лет перед смертью лежала, была парализована ниже пояса. Раз шестилетнюю маму оставили с нею дома и сказали никуда не ходить — вдруг что-то понадобится бабушке. Было лето, жара, мама хотела гулять. Бабушка ей — Надя, нельзя, отец же сказал. А Надя — а уйду, ты ведь не встанешь, что ты можешь сделать?

Мама рассказывает и сокрушенно добавляет: «Еще танцевала перед ее кроватью и фигушки ей показывала».

Я охаю: и ушла? — Убежала! — А потом? — Отец вечером выпорол.

* * *

А напротив их дома, через поляну, стояла церковь, тогда служившая зернохранилищем.

(Надо видеть, как мама рассказывает о ночных — чтоб испугаться как следует — походах в церковь: «Купол большой, а в куполе Бог вот так — взмахивает широко руками, — а в пупе у него крюк, а на нем веревка. Мы на ней раскачивались». )

Однажды ночью церковь загорелась от молнии. Огонь мог легко перекинуться на дома. Сказали: будь готова, может, придется выбегать, собери самое ценное. Мама надела школьную форму, пионерский галстук, два фартука — белый и черный, два пальто — демисезонное и зимнее, взяла портфель с книжками и кота Ваську.

Пожар потушили, выбегать не пришлось, мама так и уснула в двух пальто.

Вот они, мои.

Ф похож на всех и не похож ни на кого.

Вот насупится, сведет брови — вылитый папа и дед. Кажется, что сейчас заложит руки за спину и скажет: «Как показывает опыт…» или «История этой вещи такова…»

Вот рассмеется — такую же сияющую улыбку я иногда вижу у мамы.

А когда он мрачно скандалит за три часа до запланированного выхода из дома — ничего не готово! мы опоздаем на самолет! — я вспоминаю его прадеда, Федора Андриановича. В день любого отъезда он брился с раннего утра, за те же три часа до запланированного выхода надевал светло-серый пиджак с орденскими колодками, садился на скрипящий стул у двери, клал парадную — в сеточку — шляпу на колено и начинал ждать, неодобрительным и тяжелым взглядом наблюдая за нашими сборами…