И всюду страсти роковые - [3]

Паша Левитин показал себя способным организатором. О подписании приказа на Бондарева он у себя в подмосковном Подольске знал уже через полчаса – кого-то завербовал в управлении по банкротству. Позвонил Бондареву, а затем прислал ему факс на завод с поздравлением и пожеланием успешной совместной работы.

Еще будучи в Питере, Паша зашел к начальнику управления по банкротству, просил помочь, предложил «вознаграждение» в сумме сто долларов. Начальник рассказывал об этом с улыбкой и с некоторым недоумением.

Почти месяц Левитин обещал решить вопрос с деньгами для антибанкротной фирмы. За это время ситуация вышла на намеченную им линию.

Бондарев и помощник приняли ряд решений по заводу. Назначили заместителя директора завода Бедова исполнительным директором, провели инвентаризацию и приемку имущества, наметили кое-какие меры по упорядочению работы.

Начальник по банкротству рекомендовал им ничего не менять на заводе, «все равно скоро продавать», но у них, вероятно, руки чесались. На заводе работало 150 человек. Загрузка неполная, решили часть людей сократить. Вместе с заводскими руководителями прикинули цифру на сокращение – 30 человек. Бондарев добавил – пусть будет 50. Они могли совершить и другое действие, которого Паша ждал как ошибочного, но именно этот шаг он использовал для начала войны.

Левитин прислал факс на два листа с гневным обличением ошибок внешнего управляющего Бондарева, особенно по части «разгона коллектива», непонимания главной ценности объекта – знаний и опыта специалистов – «интеллектуального капитала» предприятия, плюс всякие нехорошие слова типа «как можно доверять судьбу завода такому управляющему» и т. д. и т. п. Факс был послан во все инстанциям: управления по банкротству (в Питере и в Москве), администрации разного уровня, местную мэрию.

При приемке дел Колесов спросил Мелкого, зачем он подписал акты о долгах.

— По новому Гражданскому кодексу, — ответил он, — потребитель получил преимущественные права. Суд, как правило, решает дело в его пользу. Я обращался к юристам, они запросили такие деньги, которые заводу не потянуть. Подписал акты, чтобы оттянуть время.

В акте приемки Бондарев предложил записать: «имеются неурегулированные расчеты» в сумме 1,1миллиона долларов с фирмой Левитина. Мелкий подписал.

Теперь Бондарев попросил Колесова отправить письмо Левитину с отказом от долгов. Он немного помучился и вместо длинных объяснений применил суворовскую формулу: «Сообщаю Вам, что завод не имеет задолженности перед Вашим предприятием».

Следующие послания Левитин отправил в прокуратуру, в милицию – в управление по борьбе с экономическими преступлениями (УБЭП), в Госдуму, в министерства и правительство. Колесов ходил по инстанциям, писал объяснения. Прокурорский сотрудник выслушал, попросил дать письменный ответ, дальше – ни слуху, ни духу.

Механизм прояснился при посещении УБЭПа. Сотрудник положил перед ним письмо Левитина, попросил тут же написать объяснение, сам ушел за соседний стол копаться в бумагах. Колесов, которым овладело игривое настроение, сказал:

— Вот он тут пишет, что мы нанесли ему экономический ущерб, не сделали то-то, сорвали план. У меня вопрос: действует ли у нас презумпция невиновности, почему я должен оправдываться в том, чего не делал?

— Действует, — сотрудник продолжал копаться в бумагах, — пишите по каждому пункту, нарушали вы или нет.

— А если не напишу?

— Тогда я открою уголовное дело и буду выяснять…

— Все ясно, — быстро ответил и так же быстро написал – ущерба не наносил, план не срывал и так далее по все пунктам.

На этом отношения с УБЭП закончились. Стало понятно – в госорганах поддерживается надлежащий порядок – к каждому входящему подшивается соответствующий исходящий: оснований для возбуждения уголовного дела нет, по взаимным претензиям предприятий обращайтесь в суд.

Через три месяца фирма по антибанкротству разработала важный документ – план продажи завода. Действовали незыблемые традиции экономистов – по методике требовалось дать описание завода, его финансовое положение и др., итого семь разделов на полсотни листов, из которых только один имел смысл: тот, где указывалась начальная цена продажи завода.

Молодой и энергичный сотрудник антибанкротной фирмы рассчитал начальную цену по утвержденной методике. На все последующие вопросы он именно так и отвечал – кратко и однозначно, не вдаваясь в детали методики и расчета. Дело в том, что у него получилась цена в размере 100 тысяч долларов(?!). Для завода из десятка цехов, сотен штук оборудования, инструмента, транспорта и т. п. эта цифра выглядела ошарашивающей. Колесов попытался вникнуть в ее происхождение и не смог. Автор расчета использовал цены 1994 года, на момент признания завода должником. И был прав – формально, по методике. За два года инфляции цены подскочили в несколько раз, по заводским документам стоимость имущества составила около 3 миллионов долларов.

Впрочем, в их среде никто не интересовался этой проблемой. Начальная цена посчитана и ладно, рыночная цена выявляется на аукционе. Не будь Левитина, так бы все и прошло. Для него эта цифра стала еще одним подарком – отныне в письмах во все инстанции вплоть до правительства появился яркий образ – завод пытаются продать по цене трехкомнатной квартиры.