И вспыхнет огонь - [7]

Скверная эта мысль, не должна она приходить нам в голову, иначе я начну следить за Джереми, Джереми начнет следить за мной, это превратится в навязчивую идею, в манию... Впрочем, опасаться нечего, мы слишком уравновешенны и слишком остро сознаем лежащую на нас ответственность. Пока мы помним, что нам и положено испытывать в бункере что-то вроде легкого страха, все в порядке.

Тем не менее хорошо, что здесь есть телевизор. Он не дает нам забыть о внешнем мире, он все время напоминает, что этот мир существует, иначе слишком уж легко поверить, будто этот наш бункер - единственный реально существующий мир, а происходящее там, наверху, лишь пустяки, о которых не стоит даже и думать. Ох, плохо, когда тебе в голову приходят подобные мысли!

"Четыре всадника"... они помогают нам с ними справиться. Человек не может выносить такое напряжение бесконечно, иногда хочется плюнуть на долг, ответственность и прочие вколоченные в нас понятия и разом со всем покончить. А "Всадники" для нас - разрядка, с ними напряжение снимается безболезненно и не причиняя никому вреда, ты просто позволяешь волне нахлынуть на тебя и потом незаметно схлынуть... По-моему, эти ребята сумасшедшие, в них - то самое безумие, которое мы должны всеми силами душить в себе здесь, под землей. Отдаться этому безумию до конца, пока слушаешь "Всадников", - вернейшая гарантия, что потом ты не выпустишь его из-под своей власти. Может быть, по этой же причине многие из нас и надевают значки с призывом "Сделай!", когда поднимаются на землю. Начальство не возражает - стало быть, понимает, что это всего лишь не слишком веселая шутка, которой мы пытаемся поддерживать настроение..

На экране снова вспыхнула та самая спираль, которой началась передача, снова поползло низкое гудение. И я снова впился в телевизор, словно выступление "Четырех всадников" и не прерывалось рекламой.

- ... чудо совершили.

Лицо их солиста - крупным планом, он глядит прямо на меня, он рядом со мной, как Джереми, только еще более живой и настоящий, и глаза у него такие, что сразу становится ясно: ты перед ним со всеми своими затаенными мыслями как на ладони. Раздается резкое, рвущее струны пиццикато на контрабасе и свист какого-то электроинструмента, от которого по коже у меня ползут мурашки. А "всадник" хватает гитару и начинает играть злобно, с вывертом. И петь, только это похоже не на пение, а на пьяную ругань в непотребном кабаке:

- Я зарезал свою мать, задушил сестренку.

Гитара, издеваясь, вторит ему грубыми, мрачными аккордами: словно обнаженная вена, пульсирует на экране огромная свастика - красная на черном, черная на красном...

Глумящееся лицо "всадника"...

- Я распнул щенка в сортире.

Аккорды гитары и пульсирующая свастика...

- Разжег костер и сжег котенка - пусть визжит, пусть визжит, пусть визжит!

На экране большие языки медленно разгорающегося пламени, и голос - стон тоски и отчаяния:

- Красный огонь, красный костер пляшет в моем мозгу. Палит меня красный огонь, красный костер в мозгу. Паяльной лампой я спины жег, задыхаясь от дыма и смрада.

Из огня выступает лицо женщины-вьетнамки, она с криком бежит по деревне, пытаясь сорвать горящую одежду.

- Я понял тогда: человек - дерьмо в грязи земного шара!

Кадры демонстрации в Нюрнберге: движущаяся свастика - колонна людей, размахивающих факелами...

Изломанный огненный крест свастики расплывается, снова возникает "всадник".

- Как ты ненавидишь меня, мой брат! Бьется огонь в мозгу... Но я все равно растопчу тебя, гад! Бьется огонь в мозгу...

Лицо "всадника", источающее звериную ненависть:

- И мне наплевать на мольбы и плач, ползущие по земле. Да, мать, я чудовище, я - палач!

Всюду, куда хватает глаз, - толпа, люди машут руками, что-то беззвучно кричат. Быстрый наплыв - лица, лица, лица, мелькающие, как в калейдоскопе, обезумевшие глаза, раскрытые в исступлении рты.

- Имя мое...

На лица беснующихся людей накладывается лицо "всадника":

- ...ЧЕЛОВЕК!

Я гляжу на Джереми. Он вертит в руках висящий у него на груди стартовый ключ на цепочке. Лоб его покрыт каплями пота. И вдруг до меня доходит, что и мое лицо залито потом, и мне жжет ладонь маленький медный ключ...

13 минут до часа "ч"...

Наш капитан смотрит с нами выступление "Четырех всадников" в пункте управления ракетами - чудно! Я сижу перед своим пультом, гляжу на экран телевизора и чувствую, как он дышит мне в затылок. Мне кажется, он знает, что сейчас творится со мной, а вот я не знаю, что творится с ним, и от этого в жгущий меня огонь словно бы подмешивается что-то нечистое.

Но вот кончилась реклама, на экране снова вспыхнула спираль, и - конец, я снова в плену у телевизора, мне уже не до капитана.

А спираль наливается желтым светом на синем фоне, потом красным на зеленом, начинает крутиться - сначала медленно, через несколько секунд чуть быстрее, быстрее, еще быстрее в лихорадочной пульсации цвета, в бешеной пляске витков... И что-то звенит, вроде бы колокольчик кони-айлендских каруселей, звенит все быстрее, и звон этот кружится, кружится, кружится, вспыхивает красно-зеленым, желто-синим, кружится, кружится, безостановочно кружится...