И все-таки она хорошая! - [31]
У нас вовсе не морфологическое письмо…
Теперь вас ожидает большая неожиданность. Как мы определили морфологическую орфографию? Она требует, чтобы каждый корень, приставка, окончание всегда писались одинаково. Ну, если так…
…То русская орфография вовсе не построена на морфологическом принципе. Песок — песка — песочный — песчаный… Корень один, а пишется на четыре лада:
песок-
песк-
песоч-
песч-
Вот строфа из «Онегина»:
Я не выискивал этот отрывок, просто открыл книгу и списал. Посмотрите, какие корни у слов в этой строфе; много ли таких, что не меняют свой буквенный облик? Пожалуй, только корни в словах второму, третьему. Все остальные изменчивы:
ответа — отвечать,
собранье — собираться, соберу,
вновь — обновлять,
посланье — посылать,
едет — поезжай, ехал, ездить,
письму — пишу,
вошел — вошла, вошедший
одно — один,
навстречу — встретить.
Большинство корней в этом отрывке имеет два, три, четыре буквенных облика. И это типично для нашего письма. Вот вам и морфологическое письмо: морфемы пишем-де всегда одинаково… а на самом деле огромное число приставок, корней, вообще — морфем, пишутся по-разному в разных словах.
Да-да, совершенно очевидно: многие изменения морфем мы передаем на письме. Талантливый педагог и методист В. Шереметевский писал: «По производству от корня рук и мух тут (в словах ручка и мушка) должны быть согласные к (рукка) и х (мухка). Почему бы любителям орфографических правил (а таких любителей не мало) не преподать и такое: пиши рукка, а не ручка, потому что рука, мухка, а не мушка, потому что муха».
Рассуждение верное. В слове сад (произносится: [сат]) пишем д, чтобы сохранить единство с сады, садов, садовник. Вот бы и писали мухка (а читали бы, конечно, мушка), чтобы сохранить единство со словами муха, мухи, мухоловка…
Почему же одни изменения корня не отражаются на письме, а другие отражаются? Морфологический принцип не в силах дать решение этого вопроса.
А между тем мы чувствуем, что писать рукка (чтобы читать ручка, как произносим) — нельзя. Тогда слово мокко (сорт кофе) одни станут читать мокко, другие мочко (ведь рукка читается ручка, ну и здесь также). Буквенное сочетание кк оказалось бы двусмысленным.
Почему же об одних изменениях корня ([сады]— [сат]) можно забывать во время письма, а о других — нет?
Не писать ли саты, дупы?
Есть и другой вопрос, и на него тоже ничего не может ответить ни один сторонник морфологического письма.
Пишем: дубы — и поэтому дуб (с б в конце). А нельзя ли построить правописание по-другому: писать дуп — и поэтому дупы. Правда, по привычке, воспитанной нашей орфографией, мы читаем дупы со звуком [п]. Но разве трудно воспитать другую привычку; ведь опыт показывает, что одну и ту же букву в разных местах можно прочесть по-разному. Вот и будем писать: дуп — последнюю букву читать как [п]; и дупы — ту же букву читать как [б]. Почему выбрано одно, а не другое? А может быть, и то и другое плохо? Прав Тредиаковский: действительно — обман. Пишется одинаково, читается по-разному. И неизвестно, отчего одно предпочитается другому.
Об этом говорил и В. Шереметевский: пишется сад, потому что в сады — ясное д, «но, рассуждая по аналогии, должно написать не д, а т, почему? — потому что cam. В самом деле, если я должен относительно начертания слышимого cam приводить на память слышимое же сады, то почему же, наоборот, при встрече с слышимым сады не должен припомнить слышимое же cam?» (Какой-нибудь угрюмый читатель разъяснит: «Потому, что в сады звук д перед гласным…». Вот об этом и спрашивают: почему надо равняться на случай, где д перед гласным, а не на тот, когда т в конце?).
Самый принцип: корень всегда пиши одинаково — никак не указывает, что же выбрать в качестве заместителя всех разновидностей корня. Даже не намекает на это.
Морфологический принцип требует, чтобы всегда одинаково писались не только корни, но и другие части слова (морфемы): приставки, суффиксы, окончания. Приставку рас-, раз-, рос-, роз- мы пишем не по морфологическому принципу: в четырех разновидностях. Ясно, что это одна и та же приставка, все различно только в выговоре; его и передаст наше письмо:
раздать — роздан…
рассыпать — россыпь…
Предположим, решили отказаться от фонетической передачи и писать приставку морфологически. Какой вариант выбрать из четырех? Или, может быть, придумать пятый? Он не будет звучать ни в одном слове, но окажется письменным заменителем всех действительных, реальных разновидностей морфемы. Сравните: корень голов- не звучит так, с двумя о, ни в одном слове, по именно так пишется.
Что выбрать? Рас-? Роз-? Неизвестно. Морфологический принцип не подсказывает никакого решения. Он явно недостаточен, чтобы решить этот вопрос.
Очевидно, письмо наше подчиняется не морфологическому принципу, а какому-то иному, более определенному и более гибкому.
Сейчас мы его и найдем…
Самостоятельные звуки
В конце прошлого века на Кавказе работал языковед К. П. Услар. Он изучил и описал многие кавказские языки; думал он и о письменности для этих языков. Как будто просто: для каждого звука придумал значок и пиши. А сколько всего в языке звуков? Например, в абхазском?
Книга известного историка литературы, доктора филологических наук Бориса Соколова, автора бестселлеров «Расшифрованный Достоевский» и «Расшифрованный Гоголь», рассказывает о главных тайнах легендарного романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», включенного в российскую школьную программу. Автор дает ответы на многие вопросы, неизменно возникающие при чтении этой великой книги, ставшей едва ли не самым знаменитым романом XX столетия. Кто стал прототипом основных героев романа? Как отразились в «Докторе Живаго» любовные истории и другие факты биографии самого Бориса Пастернака? Как преломились в романе взаимоотношения Пастернака со Сталиным и как на его страницы попал маршал Тухачевский? Как великий русский поэт получил за этот роман Нобелевскую премию по литературе и почему вынужден был от нее отказаться? Почему роман не понравился властям и как была организована травля его автора? Как трансформировалось в образах героев «Доктора Живаго» отношение Пастернака к Советской власти и Октябрьской революции 1917 года, его увлечение идеями анархизма?
Эта книга – о роли писателей русского Монпарнаса в формировании эстетики, стиля и кода транснационального модернизма 1920–1930-х годов. Монпарнас рассматривается здесь не только как знаковый локус французской столицы, но, в первую очередь, как метафора «постапокалиптической» европейской литературы, возникшей из опыта Первой мировой войны, революционных потрясений и массовых миграций. Творчество молодых авторов русской диаспоры, как и западных писателей «потерянного поколения», стало откликом на эстетический, философский и экзистенциальный кризис, ощущение охватившей западную цивилизацию энтропии, распространение тоталитарных дискурсов, «кинематографизацию» массовой культуры, новые социальные практики современного мегаполиса.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга о тайнах и загадках археологии, этнографии, антропологии, лингвистики состоит из двух частей: «По следам грабителей могил» (повесть о криминальной археологии) и «Сильбо Гомера и другие» (о загадочном языке свиста у некоторых народов мира).
Американский популяризатор науки описывает один из наиболее интересных экспериментов в современной этологии и лингвистике – преодоление извечного барьера в общении человека с животными. Наряду с поразительными фактами обучения шимпанзе знаково-понятийному языку глухонемых автор излагает взгляды крупных лингвистов на природу языка и историю его развития.Кинга рассчитана на широкий круг читателей, но особенно она будет интересна специалистам, занимающимся проблемами коммуникации и языка.