И ветры гуляют на пепелищах… - [56]

— Твои бы слова да богу в уши, — откликнулся Юргис. Хотя по его разумению, это предсказание было не более чем надеждой. Однако же все под солнцем меняется. В том числе и замыслы высоких людей. И все-таки знатные вспоминают о справедливости лишь тогда, когда задета их собственная гордость. Но кто знает — может быть, замученный в темнице аугштайтский вотчинник был родичем литовского кунигайта? — Сможешь ли, дядя Урбан, провести меня к людям на озере? — Юргис ощутил вдруг, что волнуется, словно отрок. Что теперь будет с ним, когда он останется один? Разыщет ли молельню, убедит ли прихожан, что пришел к ним по велению сердца?

— Сведу. — Урбан бросил в воду шест, которым толкал плот. — И скажу, чтобы честь честью приняли поповича. Чтобы не навредил ему дурной глаз!..

Глава тринадцатая

Его католическому преосвященству, айзкраукльскому комтуру ордена девы Марии, от духовного отца ликсненской округи и рыцаря Христова, брата Бенедикта всепочтительнейшее послание.

Высокий комтур и повелитель! Призывая господа, твой покорный слуга преклоняет пред тобою колени, подобно сыну, с благодарностью целующему щедрую руку отца. Ты показал силу и пожаловал мне десятину с пашен и других угодий дрисского и науйиенского округов. Да славится имя римской церкви, да славится Ливонский орден, возведший в должность комтура айзкраукльского столь благородного рыцаря! Радуюсь в сердце своем и прославляю того, кто одарил меня столь богато.

Но вместе с радостью и гордостью сердце мое изъязвлено и кровоточит. Кровоточит оно при мысли о беде, постигшей воинское братство Ливонского ордена в битве на Пейпус-озере, в которой сынами церкви утрачено столь много русских крепостей, земель, а также большой город Псков с богатой добычей: лошадьми, добром и людьми.

Сказано, однако: вечером ты зришь опасности, но еще не взойдет солнце, как они рассеются.

Господь преподал Ордену урок, однако не во всей строгости. Рыцарство девы Марии было и останется словно открытый колчан, каждая стрела которого поражает насмерть.

Посему мое ничтожество обращается к высокому комтуру и говорит о неразумностях в управлении Герцигским краем, допускаемых фогтом Крестового замка.

Сказано, что до конца света глупостью и неразумием будет почитаться неумение уберечь завоеванные земли. Ибо плохих сторожей враг уведет, словно стадо баранов, и пастбище опустеет.

Вместо того, чтобы отнять у местных язычников всякую надежду на то, что ослабеет строгость рыцарей Христовых, вместо того, чтобы держать слуг сатаны в страхе и покорности, фогт Круста Пилса позволяет гражданам города Риги дружить с нечестивыми. Торговать с литовцами и русскими вопреки воле великого Ордена и его святейшества папы римского, своей буллой запретившего ливонцам заключать сделки с язычниками. В булле духовного архипастыря всех христиан ясно сказано: «У литовцев нет ни железного оружия, ни соли. Они получают это от христиан». Римская церковь благословила рыцарей ордена Марии, чтобы они помогли тевтонскому роду стереть с лица земли сатанинское племя. Там, где должны пребывать верующие, нельзя отступаться от угодной господу борьбы, как нельзя и позорить имя его, принимая снова в дом служанок, прежде изгнанных за ворота.

Пророки учат: «Если будет уговаривать тебя тайно брат твой, сын матери твоей, или жена на ложе твоем, или сын твой, или дочь твоя, или друг твой, который для тебя, как душа твоя, говоря: „пойдем и будем служить богам иным, которых не знал ты и отцы твои“— то не соглашайся с ним и ее слушай его; и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не прикрывай его».

Фогт крустапилсский вместе с подчиненными замку воинами и монахами даугавской округи поддался искушению. И оттого мое ничтожество осмеливается просить брата комтура не медлить более со взятием важного оплота католического воинства, лежащего, на пересечении больших водных и сухопутных дорог, — Круста Пиле — под власть орденского меча, орденского креста и орденского правосудия.

Пришло также время орденскому братству обосноваться в только что построенных на месте Висвалдова замка укреплениях в Ерсике, которою стремятся завладеть литовские и русские исчадия ада. Получившие католическое благословение вотчинники округа Ликсны, к славе и чести Иисуса, донесли до слуха моего ничтожества слова об опасностях, грозящих трону римской церкви от здешних слуг сатаны — тех, кто замышляет преступления, кто ждет разорения и уничтожения католиков, кто скрывает солод, муку, мясо и иной провиант, уповая на приход нечестивых русских и литовцев в Герцигский край. С сатанинским упорством поклоняются они своим языческим кумирам, целуя еретический русский крест и внушая молодым, что вскоре адские порождения распахнут свои крылья над латгальскими селениями и с высоты защитят идолов их.

Мое ничтожество осмеливается напомнить брату комтуру, что писал я в одной из предыдущих грамот: католической церкви надлежит возгореться и пылать вплоть до глубин адских, испепеляя тех, кто возбуждал людей ложными богами и вредил воинам Христовым своими подлостями. Настал час срыть до основания все греческие церкви и молельни и изгнать проповедников ложного христианства. Чтобы погибли от голода научители византийской ереси! Чтобы пожрал их мор и всяческие напасти, чтобы разорвали их зубы зверей и поразили жала аспидов!