И. В. Сталин. Полная биография - [29]

Таким увидел Смольный и Ленин, когда между десятью и одиннадцатью вечера, в парике и с перевязанной щекой, пришел сюда в сопровождении Э. Рахья. Тот вспоминал, что их не хотели пропускать, пришлось прорываться. Когда вошли, Ленин остался у окна в коридоре, его спутник пошел искать членов ЦК. Пришел Сталин, кто-то еще.

В 2 часа 35 минут дня началось заседание Петроградского Совета. Бурей оваций встретили собравшиеся появление на трибуне Ленина.

– Товарищи! – говорил он. – Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась…

В Смольном же в 10.45 вечера открылся II съезд Советов. Все ждали известий из Зимнего дворца, большинство – большевики – с нетерпением и волнением, меньшинство – эсеры и меньшевики – со злобой и истерикой. Наконец в третьем часу ночи 26 октября стало известно: Временное правительство арестовано.

Приняв это сообщение, в шестом часу утра делегаты съезда разошлись. Сталин остался.

Начало второго заседания съезда Советов было назначено на час дня 26 октября. Но минуло и два, и три часа дня – заседание не открывалось. Оно началось лишь в девять часов вечера. В течение нескольких часов были приняты решения, имевшие исключительное значение для судеб страны. Сначала, выслушав доклад Ленина о мире, съезд единогласно принял соответствующий декрет. Затем, после второго доклада Ленина, съезд проголосовал за Декрет о земле. В завершение было обсуждено образование нового правительства. Оно носило непривычное название – Совет Народных Комиссаров и состояло из пятнадцати человек. Первым в списке шел В. И. Ленин – Председатель СНК, последним – И. В. Джугашвили (Сталин). Пост его имел своеобразное название – председатель по делам национальностей.

28 октября Ленин в сопровождении Сталина и Троцкого отправился в штаб Петроградского военного округа и заслушал доклады Н. И. Подвойского, В. А. Антонова-Овсеенко и К. А. Мехоношина о положении, создавшемся после захвата казаками Гатчины. Доклады эти не удовлетворили Ленина, и оперативный центр был перенесен в Смольный.

Сталин все время оставался в Смольном. Дела ему хватало. Выслушивал и тщательно инструктировал партийных организаторов районов – так тогда назывались секретари райкомов партии, – десятки комиссаров, рядовых солдат и красногвардейцев. Неизменным был вопрос:

– Сколько можете дать штыков? – И тут же Сталин карандашом записывал ответ.

2 ноября 1917 года Ленин подписал составленную Сталиным «Декларацию прав народов России», где были сформулированы основные принципы национальной политики Советского правительства: «1) Равенство и суверенность народов России. 2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. 3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений. 4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России».

«Конструировать» наркомат еще предстояло, и первым его сотрудником стал Станислав Станиславович Пестковский. Благодаря его воспоминаниям и знаем мы подробности тех дней, своеобразных и неповторимых. Поскольку воспоминания эти, опубликованные в 1922 году, дают максимально достоверную картину обстановки, в которой большевикам приходилось строить государственный аппарат, они многократно воспроизводились и позднее.

Итак, Пестковский, до этого уже поработавший в ВРК, в Наркоминделе и Наркомфине, отправился к Сталину.

«– Товарищ Сталин, – сказал я, – вы народный комиссар по делам национальностей?

– Я.

– А комиссариат у вас есть?

– Нет.

– Ну, так я вам «сделаю» комиссариат.

– Хорошо! Что вам для этого нужно?

– Пока только мандат на предмет «оказывания содействия».

– Ладно!

Здесь не любивший тратить лишних слов Сталин удалился в управление делами Совнаркома, а через несколько минут вернулся с мандатом. Получив мандат, я стал рыскать по Смольному, высматривая место для Наркомнаца.

Задача была нелегкая, везде было тесно.

Наконец я набрел на какую-то большую комнату, где при одном столике заседала: «комиссия» по вещевому снабжению Красной гвардии, а при другом – выдавались разрешения на право ношения оружия. Здесь я вдруг на ткнулся на моего товарища по каторге, впоследствии погибшего на Западном фронте, т. Феликса Сенюту.

– Ты что тут делаешь? – спросил я.

– Работаю по вещевому снабжению Красной гвардии.

– Переходи к нам, в Народный комиссариат национальностей.

– Хорошо.

– Можно ли нам устроиться в этой комнате?

– Конечно, можно.

Тут мы с покойным Сенютой нашли какой-то свободный столик и поставили его у стены. Затем Сенюта взял большой лист бумаги и, начертав на нем: «Народный Комиссариат по Делам Национальностей», прикрепил к стене над столиком. Достали два стула.

– Готов комиссариат! – воскликнул я.

И сейчас же пустился обратно в кабинет Ильича, где, за неимением собственного кабинета, пребывал Сталин.

– Товарищ Сталин, – сказал я, – идите посмотреть ваш комиссариат.

Невозмутимый Сталин даже не удивился такому быстрому «устройству» и зашагал за мной по коридору, пока мы не пришли в «комиссариат».