И в сердце нож - [6]

Громко вздохнув, словно покоряясь воле безумца, Мейми пошла первой.

Дверь спальни была закрыта. Открыв ее, Мейми воскликнула:

— А свет-то горит!

С нарастающим волнением она подошла к окну и глянула вниз. К ней подошла и Аламена. Остальные с трудом втиснулись в небольшую комнату. Не многим счастливчикам удалось просунуть голову над плечами Мейми и Аламены.

— Ну что, есть там корзина? — спросил кто-то сзади.

— Увидели, да?

— Какая-то корзина и правда стоит, — сказала Аламена.

— Но вроде хлеба в ней нет, — дополнил мужчина, выглядывая из-за ее плеча.

— Она не похожа на хлебную корзину, — сказала Мейми, близоруко вглядываясь в утренние сумерки. — Скорее это из тех корзин, в каких уносят покойников.

К тому времени острое зрение Аламены приспособилось к потемкам.

— Это действительно хлебная корзина. Но в ней лежит человек.

— Пьяный! — облегченно вздохнула Мейми. — Его-то и увидел преподобный и решил немного поморочить нам голову.

— Не похож он на пьяного, — возразил мужчина. — Он лежит прямо, а пьяный лежит скрючившись.

— Господи! — испуганно воскликнула Аламена. — Из него торчит нож!

Мейми испустила долгий, протяжный стон.

— Господи, защити нас! Ты не видишь его лица, детка? А то я такая старая, что ничего не могу разобрать в потемках.

Аламена обняла Мейми за талию и медленно отвела ее от окна.

— Это не Чинк, — сказала она. — Это, кажется, Вэл.

Глава 4

Гости ринулись к двери, чтобы поскорее оказаться внизу. Но не успели Аламена и Мейми выйти, как зазвонил телефон.

— Кто это так поздно? — удивилась Аламена.

— Спускайся, я сниму трубку, — сказала Мейми.

Аламена молча вышла.

Мейми зашла в спальню и сняла трубку с телефона на ночном столике.

— Алло! — сказала она.

— Вы миссис Пуллен? — спросил мужской голос, причем такой неотчетливый, что она так и не разобрала, кто это.

— Да.

— Перед вашим домом лежит покойник.

Мейми была готова поклясться, что в голосе послышалась усмешка.

— Кто вы? — подозрительно спросила она.

— Никто.

— Ничего в этом смешного нет, это не повод для шуток.

— Я не шучу. Не верите — подойдите к окну и убедитесь.

— Почему, черт возьми, не позвать полицию?

— А может, вы бы не хотели, чтобы об этом узнала полиция?

Внезапно разговор утратил всякий смысл для Мейми. Она попыталась собраться с мыслями, но так устала, что у нее гудела голова. Сначала преподобный Шорт выкинул фортель, потом выяснилось, что Вэл лежит с ножом в груди. А Джо лежит в гробу. Этого ли не достаточно, чтобы рехнуться?

— Почему, черт возьми, я могу не хотеть, чтобы об этом узнала полиция? — свирепо спросила она.

— Потому что он из вашей квартиры.

— Откуда вам это известно? Я его у себя сегодня не видела.

— Зато я видел. Я видел, как он выпал из вашего окна.

— Что? А, так это преподобный Шорт. И вы видели, как он подал?

— Ну да. А теперь лежит в корзине у бакалеи. Он погиб.

— Ничего подобного. Он даже не ушибся. Преподобный Шорт поднялся обратно.

Собеседник промолчал, и она продолжала:

— Это не Шорт, это Вэл. Вэлентайн Хейнс. Его зарезали ножом.

Она подождала ответа, но в трубке было лишь молчание.

— Алло! — крикнула она. — Алло! Вы слушаете? Если вы такой приметливый, как же вы этого не заметили?

Она услышала тихий щелчок.

— Подлец повесил трубку, — пробормотала она себе под нос. — Странно все это — ни в какие ворота не лезет.

Мейми постояла некоторое время, пытаясь понять, что к чему, но мозги упорно отказывались работать. Затем она подошла к туалетному столику и взяла коробку с нюхательным табаком. Понюшка немного привела ее в порядок, и острое чувство паники прошло. Из уважения к гостям она не нюхала табак весь вечер, хотя обычно постоянно прибегала к этому средству.

«Господи, если бы был жив Джо, он бы знал, что делать», — подумала она, медленной шаркающей походкой двинувшись в гостиную.

Комната была заставлена грязными стаканами, тарелками с остатками еды, пепельницами, полными тлеющих окурков. На вишневом ковре была невообразимая грязь. Сигареты прожгли дырки в обивке стульев, оставили отметины на столешницах. На рояле лежала тлеющая сигарета. Это было похоже на ярмарку, когда уехал цирк. Пахло смертью, ландышами, едой, потом, и все это в совокупности создавало в душной комнате невообразимую атмосферу.

Мейми проковыляла через комнату и остановилась у бронзового гроба, где лежал ее супруг.

Большой Джо был одет в кремовый летний костюм, светло-зеленую крепдешиновую рубашку, шелковый коричневый галстук с ангелами и подковообразной заколкой с брильянтами.

Его крупное широкое коричневое лицо было чисто выбрито, от большого рта лучами разбегались морщины. Похоже, ему недавно был сделан массаж. Жесткая седоватая курчавая шевелюра Джо была после его смерти коротко острижена, и теперь он был тщательно причесан. Это сделала Мейми. Она же обрядила его в последний путь. Руки Джо были сложены на груди так, что виднелись алмазный перстень на левой руке и масонский с печаткой на правой.

Мейми сняла кольца, положила их в глубокий передний карман своего длинного черного шелкового платья, которое волочилось по полу. Затем закрыла гроб.

— Ну и поминки! — сказала она вслух.

— Он отошел в мир иной, — скрипучим голосом произнес преподобный Шорт.