И.В.С. - [20]

Но обиженным революционерам и контрреволюционерам на это все — тьфу! Сразу после свержения Временного правительства и скандала на съезде все грязное белье было вывернуто в утренних выпусках газет. Нас обвиняли во всех грехах (справедливо), но уже на второй день это стало напоминать призывы к свержению новой власти. Проблемы, которые создали нам Керенский, Духонин, Краснов и комитет в Питере грозили превратиться в нечто совсем неконтролируемое в масштабах страны. А мои интеллигентствующие коллеги лишь виновато вздыхали и жаждали во всем спокойно объясниться с оппонентами в прессе. Здесь впервые я смог найти общий язык и понимание с Ильичом. Постановление СНК о запрещении выхода "всех газет, закрытых Военно-Революционным Комитетом" было нашим общим ответом тем, кто ввергал страну в гражданскую войну ради удовлетворения личных амбиций. То, что Ленин власть не отдаст — я понял в первый же день переворота. Больше в подполье он не вернется. И я должен искать способы делать дело, двигаться к своей цели, находясь рядом с ним.

В те же дни я воочию наблюдал поведенческие реакции стада, называемого ЦК большевиков, ленинским набором, пламенными революционерами, в предверии надвигающегося краха. Вне сомнения, прочие деятели верхушки всех этих революционных и контрреволюционных партий мало чем от них отличаются. Судьба раскидала их по разные стороны баррикад, но кровь, то, что выдвинуло их из среды народа в самый центр урагана революций, у них одна. Ленин, используя оружие, которым он владел лучше всего, вручил власть в стране своим послушным приверженцам, скованным, как он считал, железной партийной дисциплиной, проверенным и закаленным годами работы в подполье единомышленникам. Так он надеялся получить необъятную власть над склонившейся страной. Именно они, как послушные механизмы, со своим привычным давним партийным безволием, страхом и почтением перед вождем, должны были обеспечить ему единоличное правление всем и вся.

У рабов нет преданности. Фанатики идеи те же рабы.

Эти господа решили слить своего вождя, а, заодно, и Троцкого, как наиболее одиозные фигуры, удалив их из Совнаркома, пригласив во ВЦИК и Совнарком представителей меньшевиков и эсеров. Этим они надеялись сохранить ускользающую из пальцев власть, получить хоть какую-то отсрочку от надвигающегося возмездия. Цеплялись за жизнь, до последнего, не считаясь ни с чем. Ни чести, ни совести. Председатель ВЦИК Каменев возглавил ряды паникеров, лишний раз убедив себя и Зиновьева в своей правоте — большевикам власть не удержать. Партия со всей очевидностью не имела поддержки большинства в стране, все больше людей с надеждой и уверенностью ждали ее падения со дня на день. Все это обсуждалось тайно от главных действующих лиц на заседаниях ЦК в Смольном, пока Ленин и Троцкий разбирались с мятежом и Красновым. Мои вяки к учету не принимались. Разразился очередной скандал. Каменев и его сторонники подали в отставку, стремясь надавить на нас или дистанцироваться от узурпаторского режима. Совнарком лишился нескольких министров, решивших поменять свою удачу первого дня на гарантии личной безопасности в дальнейшем. Оно и к лучшему, Минфин избавился от министра с вызывающей недоумение фамилией. Каменев так и не понял причин своего неожиданного возвышения, по крайней мере, он никак не связывал это со мной, видимо, поcчитав новый пост адекватным своему положению в партии, заслуженной благодарностью за многолетнюю деятельность, или — своему великому уму. Национальная черта. Жесткой рукой мы навели порядок. На место Каменева Ильич посадил послушного Свердлова, деньги сунул под крыло сибарита Менжинского — у него брат банкир, он в Лондоне учился, привык к ним.

Нет, это не тигры революции. Это корабельные крысы, сбежавшиеся обгрызать тушу умирающей империи. Они могут существовать во власти только под гнетом сильной руки, необходим гигантский разрыв в положении вождя по отношению к ним, только тогда ими можно уверенно управлять, иначе отгрызут руку дающего.

И поступать с ними надо, как с крысами.

Реагируя на только еще наметившееся движение — из под арки во двор, я нажал на курок. Ствол давно был наведен на выбранную точку, показавшуюся мне самой перспективной. Избежать попадания можно было, выползая по-пластунски, или — спровоцировав меня на выстрел по ложной цели перед рывком во двор. Этого не сделали. Видимо, пуля попала в пах, так примерно я и рассчитывал. Крик заглушил даже поднявшуюся стрельбу, никто не стал развивать наступление, а в мое временное и столь безвыходное убежище влетела граната, ударилась о стену и подкатилась к ногам. Интересная такая металлическая бутылка, я их видел в старых черно-белых фильмах — обязательно какой-нибудь матрос, весь обмотанный пулеметными лентами, затыкал такую за пояс. Жестяной цилиндрик, аналогичная жестяная ручка, какие-то отверстия на верхней части корпуса. Никогда не обращал на это внимания, но на рукоятке имеется спусковая скоба — в виде курка с прижимным кольцом, сдвинутым под самый корпус. Наверно, надо было схватить ее и красиво метнуть назад, во вражескую арку, пока не взорвалась, или, хотя бы выпнуть ногой во двор. Что совсем уж было бы бесполезно — осколки по любому достанут.