И упало Слово - [4]

Оказалось, что все эти ящички — верхушки лифта, через которые отдел снабжения дважды в сутки наполняет их всем необходимым. У административных работников была привилегия, они могли питаться прямо в своей комнате. Многообразие было не такое «общирное» (как сказал Тагор), как в столовой, но все равно было приятно. Кофе, чай, сахар, печенье — без ограничений, в любое время. Безалкогольные напитки («это не то же самое, что вода, потом попробуете» — пояснил Тагор). Смены белья, полотенца, салфетки, какие-то гигиенические штучки, назначение которых было пока Корчаку непонятно. Одежда и обувь менялись не раз в сезон, как в Лагере, а по мере необходимости. Достаточно было бросить испорченную или испачканную вещь в специальный контейнер, через полчаса в шкафу появлялась новая.

Спальное место было встроено в стену. Надо было повернуть рычаг, который показал Тагор, и оно опустится вниз.

А был еще «ящик заказов». Внутри ящика была табличка с непонятным словами и флажки на иголочках. Надо было, как объяснил Тагор, воткнуть флажок в слово, обозначавшее предмет, что тебе нужен, нажать кнопку и через несколько минут ящик возвращался с искомой вещью.

— Но я же тут ничего не понимаю, ни единого слова — растеряно сказал Корчак.

— Научитесь. Очень быстро научитесь. Вот, например… кстати, вы ведь не ужинали. Знаете, что такое сэндвич? Слышали? Хотя, чего я спрашиваю, я ведь тоже из лагеря сюда попал… Не знаете вы что такое сэндвич. Вот сейчас и узнаете. Я вам компанию составлю, с удовольствием! Вот эта штука, что сейчас приедет, называется «сэндвич сабмарин». Попробуете, что это такое.

Пискнул звонок, и Тагор извлек из шкафчика две тарелки, блестящие ослепительно белые пластиковые тарелки, совершенно новые, ни разу не мытые, на каждой из которых лежала белая пшеничная булка. Примерно такая же, из каких нарезают работникам ломти белого хлеба по праздникам, но существенно меньшего размера.

Корчак взял булку, она была горячая и разрезанная посредине. Он понял, что внутрь вложена еще какая-то еда.

— Там несколько сортов мяса, соус, овощи, -- словно прочел его мысли Тагор, — это надо просто откусывать и есть.

Мясо! В будний день! И не просто — «мясо», а «несколько сортов»! Разве так бывает?

Корчак откусил кусок булки, — это было невероятное, нереальное ощущение. Ему показалось, что что-то подобное он пробовал во время выпускного визита, но то было полурастворившееся детское воспоминание, то ли было, то ли нет. А здесь была реальность.

— Позволю вам дать совет, — подал голос Тагор, — у вас сейчас возникнет желание все испробовать, все здесь изучить. Вы можете это сделать в любое время. А сегодняшний вечер потратьте на то, чтобы детально изучить документ, что вам дал W. Он хотя и не приказывал вам его изучать, но завтра наверняка поинтересуется. Хотя вы называете язык, на котором он написан «техническим жаргоном», это не вполне то же самое, что жаргон, которым вы до сих пор пользовались, там и грамматика обширнее и словарный запас. Так что времени у вас уйдет много. Помочь я вам, к сожалению, не могу, я не должен этого читать, хоть документ и не секретный. Поэтому готовьтесь потратить часть ночи, привыкайте, ночные бдения скоро станут обыденным элементом вашей жизни. Отбоя тут нет, вы вправе спать или не спать, когда вздумаете. Кофе, настоящий кофе — хорошо бодрит, но не переборщите для первого времени, можно нанести вред сердцу. Хорошо помогает контрастный душ. Становитесь под струю и меняете ее температуру: сначала горячая, как можете терпеть, потом холодная, потом снова горячая, — очень хорошо сбивает сонливость…

— А так можно? — хотел спросить Корчак, но не стал этого делать.

Он вдруг осознал, что тот мир, в котором надо было спрашивать разрешения начальства на каждый шаг, остался в прошлом. А в этом мире похоже, можно было делать все, что только не было запрещено явным образом.

Глава 2. Вы поклялись мне!

Визит Рабиндраната Тагора чудесным образом прогнал тревогу. Корчак больше не боялся оставаться один. Откуда-то из глубин подсознания выплыло понимание, что быть в одиночестве — естественное состояние человека и ощущение невиданной свободы охватило его.

Он решительно подошел к кофейной машине, вложил в паз капсулу, как учил его Тагор и нажал первую попавшуюся кнопку, на которой было нанесено непонятное слово техническими смиволами — AMERICANO. Машина послушно зарокотала и выдвинула чистую пластиковую чашку.

Порция на этот раз была большая, такая же, как порция лагерного кофе. Но запах был не лагерный, а тот самый, чудесный запах. Корчак сел в кресло, — теперь он знал, что именно так называется эта поверхность для сидения, и осторожно отхлебнул, словно опасаясь, что вдруг вкус на этот раз окажется «не тем», и понял, что этот напиток он может пить бесконечно.

Чувство блаженства охватило его. Он закрыл глаза и подивился, как легко потекли мысли. Как же оказывается легко думается, когда ты в одиночестве! Когда нет этого постоянного фонового гомона, когда никто не отвлекает тебя ежеминутно.

Память перенесла его назад, и он будто воочию увидел картину сегодняшнего утра.