И тогда я солгал - [76]

Они исчезли. Я бросаюсь к стене, взбираюсь на нее, перелезаю, и на руках у меня выступают кровавые царапины. Ежевика цепляется за меня, тянет вниз, но я высоко задираю ноги и топчу ее ботинками, подгоняя и торопя себя, проталкиваясь через пахучие папоротники. Я хочу добраться до тропинки, которая ведет к приморским дюнам. Ныряю в гущу стеблей и шипов. Они дерут меня, но я не вздрагиваю. Извиваясь, ползу на животе. Кровь струится по моему лицу, попадает в рот, я слизываю ее и трясу головой, чтобы в глазах прояснилось.

Узкая тропинка петляет между корнями. Я не уверен, что это та самая, но она ведет вниз, и я решаю рискнуть. Согнувшись, бегу как угорелый. Мое прикрытие становится ниже, доходит мне до пояса, до бедер, до колен. Меня видно как на ладони. Я оглядываюсь и вижу, что они взбираются на стену и бросаются следом за мной. Позади меня раздается крик. Они с улюлюканьем, будто зверя загоняют, перелезают через стену, и я знаю, что мне теперь не скрыться, нужно бежать. Я высоко вскидываю ноги, чтобы не зацепиться за корни, а мои ботинки молотят по тропинке. Выпрямляюсь, меня можно разглядеть за несколько миль. Бегу, и кровь стучит мне в голову. Мои ноги вслепую находят дорогу. Тропинка слишком петляет, но я не отваживаюсь свернуть, чтобы не застрять в зарослях и не попасться. Бегу, огибая камни, вспугиваю фазана, который хлопает крыльями и кричит. Я даже думаю: будь при мне ружье, подстрелил бы.

Они не нагоняют меня. Я отрываюсь. Обойду их и запутаю след, будто заяц, до темноты обожду в укрытии, а потом через пустоши и холмы пешком доберусь до Саймонстауна. Или нет. Они будут следить за железнодорожной станцией. Оглядываюсь. Они точно отстали. Но в глаза мне бросается еще какое-то движение, и я вижу, что они разделяются, расходятся влево и вправо, чтобы отрезать мне путь. Они перекроют прибрежную тропу в обоих направлениях и загонят меня в такое место, где смогут схватить. Куда бы я ни побежал, там будут они. Все дело в численном превосходстве, думаю я про себя и смеюсь, — вернее, засмеялся бы, если бы у меня хватило дыхания, — вспомнив сержанта Морриса и германские окопы, к которым мы столь хладнокровно направлялись.

Если бы землю разметили лентами, я и то не смог бы лучше ориентироваться. Теперь налево, за валун. Останавливаюсь, озираюсь по сторонам. Они тоже остановились, отстали, замешкались, потеряв меня из виду. Я мог бы зарыться здесь в землю. Но нет. Они меня окружат, прочешут все пространство, обступят со всех сторон и возьмут голыми руками.

Меня засадят в Бодминскую тюрьму. Повешенный, думается мне, свободно взмывает в воздух, а тот, кого бросают в тюрьму, погружается в беспросветный мрак. Меня засыплют негашеной известью и похоронят в тюремном дворе. Я никогда не выйду оттуда. Паника вспыхивает во мне — ярче, чем сигнальная ракета. Прожигает меня насквозь, но при этом освещает мне дальнейший путь.

Я оставляю позади валун. От быстрого бега каждый вдох обжигает мне грудь, а позади я слышу крики, которые теперь усиливаются, раздаются со всех сторон. Все дороги отрезаны, но впереди сверкает море. Вдруг меня наполняет уверенность. Я не сомневаюсь, что на этот раз от них уйду. Я уже не ребенок. Я совершу то, чего они не ожидают: сделаю крюк и побегу назад, в сторону города. Я знаю тысячу мест, где можно спрятаться. Подбегаю к ручью, текущему по влажному граниту, и шлепаю по воде, чтобы скрыть свои следы. Передо мной снова возникает высокий дрок, я ныряю в заросли, сгибаюсь и проворно бегу, стараясь, чтобы моя спина была не видна. Но дрок снова меня обманывает, редеет и выставляет перед ними напоказ. Чувствую, как от меня исходит запах страха, который их притягивает.

Вот они показываются. Следуют за мной по пятам, шестеро или семеро заходят слева, прибрежная тропа справа от меня перекрыта. Я знаю их всех. Марк Релаббус, двоюродные братья Сеннены. А вот Квики, покинул-таки свою берлогу… Позади них, подбирая юбки, бежит Долли Квик. Кто бы мог подумать, что старуха способна развить такую скорость? Джефф Паддик волочится из Вентон-Ауэна, а с ним его сестры в штанах для верховой езды. Даже Енох выполз из своей норы, его шевелюру треплет ветер. Они повсюду, куда я ни гляну.

Я не могу спрятаться, поэтому взбираюсь вверх, на крутой край скалистого склона над морем. Смотрю в сторону города. Он слишком далеко, а укрыться негде.

Я все еще могу оторваться от них. Отталкиваюсь от скалы и кидаюсь по тропинке. Я на ничейной земле, впереди всех. Они заходят слева и справа, но тропинка сереет передо мной. Миновав дрок, я оказываюсь на изрытом дерне, который пружинит у меня под ногами и помогает двигаться быстрее. Передо мной вырастают валуны, загораживая мне путь, но я виляю между ними. Впереди крутой спуск, и я преодолеваю его стремительно, почти влет. Позади меня раздается рев, но ветер уносит его в сторону. На этот раз они меня не догонят. Смотрю вверх и вперед, на прибрежную тропу и полоску дерна за ней. Продолжаю бежать и вдруг резко останавливаюсь. Впереди дороги нет. На моем пути обрыв. Я слышу, как внизу бурлит море. Оглядываюсь и вижу, что они по-прежнему идут следом. Смотрю налево и направо, и они приближаются с обеих сторон, будто кошки. Марк и Тони Релаббусы, молодые Сеннены, чуть позади Эндрю Сеннен. Его сестра выкрикивает ругательства. Двое полицейских в форменных пальто и шлемах. Вот шляпа доктора колышется над дроком. Долли Квик и Эллен Техиди. Мне даже кажется, будто я вижу мистера Денниса, который выискивает себе наилучшую точку обзора, но навряд ли это он. Я вижу все эти лица в течение пары секунд, как будто их осветила сигнальная ракета. Я в ловушке. Меня поймали.