И тогда я солгал - [13]

— Тебе надо возвращаться быстрее, пока снова не полило. А то будут гадать, куда ты запропастилась.

— Ничего, Джинни у Долли Квик.

— Я думал, вы… с мистером и миссис Деннис.

— Нет. Они здесь больше не живут. Переехали в Труро, — говорит Фелиция.

— Не слышал об этом.

— Мачеха сказала, что хочет начать все с чистого листа, когда родится ребенок.

— Но Альберт-Хаус они не продали?

— Он им не принадлежит, чтобы продавать.

Я удивился, но не подал виду.

— А книги? Книги увезли?

— Основную часть оставили. Отец забрал бы больше, но она хотела, чтобы все было новое.

Я думаю об этих книгах. Мне захотелось обладать ими, едва я впервые их увидел. Целые ярды книг в красных кожаных переплетах с тиснеными золотом названиями на корешках. Потом я понял, что переплетены они так были только ради внешнего вида, а мистер Деннис приобрел библиотеку, просто подписав чек. Там были все романы Чарльза Диккенса с черно-белыми иллюстрациями на блестящей плотной бумаге. Там были сэр Вальтер Скотт, Роберт Льюис Стивенсон и «Женщина в белом». Как мне хотелось уметь рисовать, подобно Уолтеру Хартрайту, и стать знаменитым! Судя по пометкам на страницах, «Женщину в белом» кто-то читал до меня. Большинство книг никогда не открывались. Там были и стихи: Китс, Шелли, Теннисон, миссис Хеманс, Аделаида Энн Проктер. Весь Шекспир в семи больших красивых томах и «Золотая сокровищница» Палгрева.[9] На верхней полке — лорд Байрон.

Эти книги я читал запоем. Одну за другой выносил из дома под фуфайкой и поглощал их где-нибудь на побережье или привалившись к скале на Великановой Шапке. Читал за работой, когда удавалось улучить минуточку. Когда был уверен, что меня не видят. Даже Фредерик не представлял себе, сколько книг я перетаскал. Однажды книга, которую я читал, соскользнула с края скалистого выступа, где я примостился на высоте ста футов над морем. То был «Похищенный», и я представлял, будто я — Дэвид Бэлфур: убегаю от красномундирников, припадаю к земле, прячусь. На солнце меня разморило. Я начал клевать носом, сам того не зная, и разжал пальцы. Книжка выпала, перевернулась в полете и исчезла в море. От ужаса я чуть не бросился за ней в воду. Несколько недель я со страхом ожидал, что мистер Деннис обнаружит пропажу и на меня обрушится поток ярости, но никто не сказал ни слова.

Диалоги я читал вслух, и слова уносил ветер. Они обретали строй и ритм, которых я прежде не слышал. Наизусть я учил так легко, что мог один раз прочесть стихотворение, и оно откладывалось у меня в памяти, пока мне не захочется снова его извлечь. Мистер Деннис больше не был владельцем своих книг: им стал я. Я вспоминал их содержание, когда пропалывал длинные грядки с морковкой и луком или возил на тачке навоз, чтобы удобрять розы. Я изменял свою речь, чтобы она лучше соответствовала фразам, которые я вычитывал, хотя даже для меня это звучало странно. Я копил новые слова и пускал в оборот, будто монеты.

Теперь только Фелиция будет читать эти книги.

— Так вы с Джинни предоставлены сами себе? — спрашиваю я.

— Каждый день приходит миссис Квик.

Я думаю, как Фелиция живет с дочерью в этом квадратном доме, в котором моя мать драила полы. Когда я был во Франции, этот дом казался далеким, будто небесные чертоги, о которых мы пели в детстве. А теперь он близко, но я туда не хочу. Я думаю об этом, отстранив Фелицию на такое расстояние, что чувствую себя в безопасности от всего, связанного с семейством Деннисов, — но тут она набрасывается на меня.

— Никто не говорит о Фредерике! — восклицает она.

Когда Фелиция скрывается из виду, я возвращаюсь в дом. Холодно, но разводить огонь еще рано. Впервые с тех пор, как я прибыл сюда и Мэри Паско разрешила мне остаться, я понятия не имею, чем себя занять. Кажется, нет даже самой мелкой работенки, которую нужно сделать. Я мог бы прилечь, я порядком утомился, но при свете дня не позволяю себе этого. Встав посередине комнаты, отдаюсь течению своих мыслей. Такое бывает не очень часто, я постоянно чем-нибудь себя занимаю. Но сегодня, когда я увидел Фелицию, у меня появилась новая пища для размышлений. Я долго стою, склонив голову, и меня посещают разные мысли. Возможно, я даже не совсем бодрствую. Если бы я стоял на часах, меня бы застрелили. Порой на посту накатывает такая дремота, что становится дурно. Мысли путаются. Земля колеблется и плывет в сторону, а потом ты приходишь в себя, весь потный.

Луч света, в котором вверх-вниз движутся пылинки. Совсем крохотные. А вот я, Дэниел Брануэлл. В целом мире нет никого, кто остановил бы меня. Я качаюсь, качаюсь под колокол сна.

Сейчас я лежу на кровати Мэри Паско, завернувшись в свое одеяло. Слышу, как волны с гулом ударяют о подножие утесов. Недавно я слышал, как охотилась сова. Ловила полевок. В некоторые года полевых мышей становится такая прорва, что увеличивается и количество сов.

Можно выйти и отправиться на край утесов, только надо быть осторожным, чтобы не оступиться. Эта комната хочет меня выдавить, услать подальше. Но я не позволю. Я и так уже слишком долго пробыл под открытым небом, всю зиму.

Вижу Фредерика на стрелковой ступени. Он собирается скомандовать «в ружье». Оглядывается на меня: по крайней мере, думает, что оглядывается на меня, но на самом деле оглядывается на всех нас, потому что он в ответе за всех нас. Во мне что-то восстает, не желающее повиноваться. Я не согласен, чтобы он был за меня в ответе.