И стал тот камень Христом - [26]

Вот так и не иначе, так, как говорит сын малый своему отцу.

Старый Иаков и Гамалиил, садовник, проходят мимо странного дома, где никто не высовывается ни из окон, ни из дверей. Босоногая девочка перебегает пустынный двор. Порыв ветра колышет ветви смоковницы и стряхивает наземь спелые винные ягоды. Сумерки овладевают небом, выпустив на волю табуны пепельных лошадей. В грустном доме зажигается первая лампа. Молча пройдя последний отрезок пути, говорит старый Иаков:

— Древние призывали Яхве и громко просили его обратить в прах врагов. Иисус Назарянин призывает Отца, чтобы умолять его простить недругов. «Прости их, Авва, они не ведают, что творят», — говорит он в их оправдание.

Каиафа

Да, тот самый Иосиф Каиафа, иудейский Верховный первосвященник, который исхлопотал такой высочайший сан не самым, казалось бы, естественным образом — ибо раньше был старшим управителем храма[35], — а за взятку в двести талантов, которую его тесть Анна замыслил дать и дал (прокуратору Валерию Грату, который тогда был римским префектом в Иудее и который, взяв левой рукой предложенную мзду, протянул правой назначение Каиафы, и Анна продолжал править иудеями через своего зятя точно так же, как правил ими от собственного лица предыдущие девять лет). Тот самый Иосиф Каиафа, именитый глава еврейской общины, которому подчиняются и льстят более двадцати тысяч человек, трудящихся в храме или живущих под его сенью: жрецы, левиты, литургисты, служки, музыканты, псаломщики, привратники и отряды вооруженных стражников, расправляющихся с нечестивыми; сборщики подати, торговцы со скрепленным печатью разрешением вести торговлю, наследственные нищие. Тот самый Иосиф Каиафа, в чьих руках находится все богатство храмово и который распоряжается им по собственному усмотрению, и пускает в продажу ради собственной выгоды весь скот, предназначенный для жертвенных закланий, и получает немалые доходы от мелких торгашей, которые продают голубей и меняют монеты в священных портиках. Тот самый Иосиф Каиафа, который владеет кораблями, что пересекают проливы и бороздят моря, доставляя из Тира пурпурные ткани и хрусталь, а возвращаясь обратно, забивают трюмы рабами для сбыта их в портах Великого моря. Тот самый Иосиф Каиафа, чей дворец с коринфскими колоннами и вавилонскими садами возвышается на Иерусалимском холме. Тот самый Иосиф Каиафа, единственный из всех смертных, которому дозволено проникать в святая святых в День искупления. Тот самый Иосиф Каиафа, наитипичный саддукей и по рождению и по убеждениям. Тот самый Иосиф Каиафа, недоброхот и проныра, завистник и властолюбец, ханжа и лукавец, который добился наконец своего, к чему так упорно шел — к смертному приговору для Иисуса из Назарета, плотника из Галилеи, который шляется повсюду и твердит про любовь и равенство людей.

Не слишком легко досталась победа высшим иудейским сановникам, горевшим желанием принести в жертву Иисуса, но теперь это уже представлялось неотвратимым и близким будущим. Иосиф Каиафа вполне мог объединить в заговоре против жизни Иисуса всех влиятельных людей Иерусалима, включая римских завоевателей, но мог ли разуверить и разубедить толпы обездоленных, которые шли по городам и весям за Иисусом?

Саддукеи, священническая знать, старейшины синедриона, ростовщики, владельцы крупных лавок — все они с нетерпением ждали смерти дерзкого проповедника, который своими речами бросал вызов богатым, и намерен был воспрепятствовать им вступить в Царство Божие, и отворачивался от денег, как от навоза сатанинского; и превозносил сказочный мир, где не будет ни богатых, ни бедных и где первые станут последними.

Иродианские царедворцы во главе с тетрархом Иродом Антипой тоже не терпели пророка, напоминавшего им о грозной фигуре Иоанна Крестителя. Этот был обезглавлен, но нашелся другой прорицатель, который и учит и проклинает почти как он, словно бы Иоанн Креститель и не думал умирать.

Что касается фарисеев, они проклинали равви, который осмеливался толковать Закон на свой лад и по своему усмотрению, и не почитал традиции древних, и подвергал сомнению незыблемые предписания Торы, и прибегал ко всяким ухищрениям, чтобы не предаваться привычному субботнему отдохновению, и подавал руку блуднице, и запрещал мстить — око за око, зуб за зуб; и пил вино в погребках с рыбаками, и клеймил тех, кто деланно молился или показно раздавал милостыню, и обзывал белёными гробами тех, кто наизусть зазубрил Писания и не мог отойти от буквы псалмов.

Иродианский двор, саддукеи и фарисеи — все боялись растущей славы Иисуса, страшились огнива его учения, распалявшего страсти народа.

— Если его не трогать, чернь уверует в него, возьмется за оружие, а тогда придут римляне и разнесут вдребезги наше Святое место, — говорили они.

— Понтий Пилат заставит все еврейское общество поплатиться за бредни какого-то неученого и болтливого галилеянина, — говорили они.

Верховный первосвященник Иосиф Каиафа рассеивал их притворные сомнения и успокаивал их совесть, говоря:

— Надобно знать и понимать: лучше, чтобы один человек умер за всех людей, нежели чтобы погиб весь народ.