И снова уйдут корабли... - [64]

Людей возле бассейна было мало. Слишком жарко! Под зонтами прятались всего несколько человек. В соседнем кресле покоилось рыхлое тело рыжего веснушчатого старика, который читал журнал.

К нему подошел из бара кельнер, принес на подносе кружку пива, отсвечивающего янтарем, и покрытый холодной испариной стакан апельсинового сока, поставил на столик под зонтом. Веснушчатая рука потянулась за кружкой. Старик сделал долгий жадный глоток, двигая острым кадыком. Потом медленно стер пальцами с уголков рта пузырьки пивной пены, прижег затухшую сигарету, не торопясь затянулся.

Рядом с ним в соседнем шезлонге, надвинув на лоб белую панамку, лежала молодая светловолосая женщина. Ее плечи, густо намазанные кремом для загара, матово поблескивали, в ленивой полуулыбке она растянула длинные, четко вырисованные красивые губы. Вдруг сбросила с головы панамку, протянула руку к стакану с соком, стоявшему на столике, отхлебнула чуток и, ставя стакан на место, бросила взгляд в сторону Гурьева и Чугаева. Последний ее явно заинтересовал. Цепкий взгляд откровенно охватил молодцеватую, с мушкетерскими усиками физиономию моряка, его крутые плечи, крепкие, раздутые мускулами руки, и Чугаев был награжден одобрительной улыбкой.

Временами к веснушчатому старику и загорелой женщине подходил мальчик лет двенадцати, тоже густоконопатый. Он обращался к ним по-немецки. И было ясно, что это еще одна немецкая семья, судя по всему — дед, дочь и внук. В отеле «Континенталь» белые туристы бывают часто. Расположен он поодаль от города в чистой светлой пальмовой роще на берегу океана, на километры тянется превосходный песчаный пляж — и экзотика и удобства! Особенно любят здесь бывать туристы из Западной Германии. Прилетают чартерными самолетами на недельку: подзагореть под лучами тропического солнца, поплескаться в теплой и тугой атлантической волне, попозировать перед объективами на фоне пальм и кактусов. Стоит в порт прийти круизному судну, как его пассажиров непременно везут в «Континенталь» — хотя бы на несколько часов.

Веснушчатый старик допил свое пиво, а его дочь апельсиновый сок. Разомлев от жары, оба притихли. Только мальчишка был полон энергии. Гурьеву он показался симпатягой — густая золотистая шевелюра, узкое породистое лицо, сильное, длинное, покрытое красивым загаром тело. Славный на вид парнишка! Должно быть, ровесник его дочери. И имя понравилось — Вилли. Так окликнула его мать.

Вилли расхаживал вокруг бассейна с новеньким, поблескивающим никелем фотоаппаратом и лениво щелкал затвором. Снимал явно от нечего делать, от невозможности в этакую жарищу найти более увлекательное занятие. Сфотографировал лохматую пальму у бассейна, ажурную беседку, где туристы прячутся от солнца, юркого кельнера с подносом на руке, невесть как очутившуюся здесь и тут же прогнанную уборщиком дворовую собаку. Попытался запечатлеть на память истомленную зноем толстую даму, развалившуюся на пляжной раскладушке, но та угрожающе подняла увесистый кулак, и Вилли отступил. Подошел сбоку к креслам, в которых сидели Гурьев и Чугаев, и трижды щелкнул затвором.

— Шалопай! — пробурчал недовольный Чугаев. Он стеснялся своего не по годам раннего брюшка. — Снять бы штаны да…

Гурьев усмехнулся:

— Ерунда! Он же ребенок. Чего с него взять? — К детям Гурьев всегда относился снисходительно. — Зато какая у него мама!

Чугаев, снова украдкой бросив взгляд на недалекий от него шезлонг, вздохнул. Конечно, лучше бы, если этой немки сейчас здесь не было! Покойнее для моряка!

Солнце уже клонилось к закату, жара понемногу спадала, с крыши отеля, где был расположен ресторан, до неслись звуки оркестра — там начинались вечерние танцы.

Вдруг возле наших моряков остановился молодой кельнер с подносом. Поставил на столик две кружки со свежим пивом.

— Но мы больше не заказывали пива, — удивился Чугаев.

Кельнер блеснул улыбкой:

— Это вам прислали!

— Кто?

Черная физиономия кельнера осветилась сдержанной улыбкой:

— Одна дама…

Чугаев бросил быстрый взгляд в сторону немки. Положив руку под голову, она смотрела на Чугаева и улыбалась.

Солнце здесь восходит и заходит в одно и то же время — недалеко экватор. День и ночь не разделены сумерками, от света ко тьме переход скорый — будто повернут рубильник.

Во тьме этот большой африканский город кажется таинственным и полным неожиданностей. Тяжелыми глыбами ползут над его крышами тропические облака, сходясь друг с другом, искрятся молниями. В дымном влажном мраке светятся как дотлевающие костры. Чернота садовых зарослей скрывает богатые виллы, и там, в зарослях, неумолчно урчат моторы, будто где-то во тьме хоронятся грозные, но готовые к битве моторизированные армады. Это работают бесчисленные воздушные кондиционеры, нагоняя в спальни богачей искусственную прохладу. Громкий смех, отчаянная брань, плач детей, стальной вой транзисторов, деревянный скрип лягушек в вонючих канавах, торжествующий, подобный громам отдаленной грозы, грохот тамтамов — все это в душном сумраке кварталов, там, где обитает трудовой люд и где нет садов и кондиционеров.

Окна в такси раскрыты, и им в лица бьет ветер городских трущоб, насыщенный запахами гнили и сточных канав. От гостиницы до дома Попцовых ехать всего три километра, пустяк. Накануне ухода в море им бы пешочком пройтись туда! Ноги потрудить, чтобы не слабели в рейсе без ходьбы! Но пешком нельзя. Рискованно. В городе бандитизм. Докатился и сюда через Атлантику из Нового Света — типичные американские гангстеры, даже некоторые с автоматами. С заходом солнца могут появиться из-за любого угла. А чужеземец для них лакомая добыча. Даже в порту на судне стало тревожно находиться. Действуют пираты.