И снова утро - [10]

— Умаялся, бедняга, — посочувствовал Панаит, опускаясь на дно окопа.

Утром, когда начало светать, над рекой стелился легкий туман.

— А где их линия? — спросил он одного из солдат.

— Там!

«Там» было совсем не близко: сначала река, потом минные поля. Да, совсем не легко было добраться «туда», особенно ему, еще не освоившемуся с фронтовыми порядками.

«Может, найду себе товарища среди «старичков». Они знают, где проходят минные поля и где мы могли бы проскользнуть, чтобы нас не засекли свои», — подумал он, исподтишка разглядывая солдата, который только что проснулся и зевал так, что трещали скулы.

Его надежды оправдались. Через неделю он уже нашел не одного, а троих солдат из своего отделения, которые были готовы попытаться перейти через линию фронта, к русским. Впрочем, не было почти ни одной ночи, чтобы в их или в другом каком-нибудь полку по крайней мере одни человек не перешел линию фронта. Беглецов нередко ловили и отдавали под суд. Но несмотря на наказания, которые ожидали схваченных при попытке перейти через линию фронта — а всем им грозила смертная казнь, — каждую ночь совершались все новые и новые, нередко удачные, попытки к бегству.

Для Панаша Хуштой и его товарищей риск при попытке пересечь линию фронта был еще больше. Дело в том, что их командир отделения, сержант Здреля, будто предчувствовал что-то и всегда был начеку. Он и раньше спал очень чутко, но теперь при малейшем шуме вскакивал на ноги. Большую часть ночи он не спускал глаз со своих людей, а спал днем, когда солдатам не было никакой возможности убежать.

— Смотрите у меня! — говорил он солдатам из своего отделения. — Не дай бог, кто-нибудь из вас попытается перейти туда! Вы опозорите меня перед начальством. Я собственноручно расправлюсь с негодяем. Особенно тебя, Хуштой, предупреждаю!

— Да никто и не собирается бежать! — успокаивали его солдаты.

Но Панаш и остальные трое, с которыми он сговорился, были полны решимости осуществить свой план. Ожидали только удобного случая. Наконец такой случай подвернулся. Время близилось к полуночи, когда за сержантом Здрелей пришел связной.

— Господин сержант, срочно явитесь к господину капитану.

— Зачем он меня вызывает?

— Не знаю!

Оказалось, его вызвали, чтобы послать за «языком».

Штаб дивизии в течение последних недель не раз приказывал захватить пленного, но приказ оставался невыполненным. Все предпринятые на их участке попытки заканчивались неудачей.

Но вот командир полка вспомнил о Здреле.

— Мой Здреля один достанет пленного, — похвастался он перед начальником разведотдела дивизии.

— Ну и пошли его.

Именно поэтому командир роты и послал связного за сержантом Здрелей.

Уходя, сержант передал отделение своему помощнику капралу, который ходил за ним по пятам как тень. Капрал находился на фронте уже два года. Он прибыл из полка, разгромленного русскими во время окружения, но никому об этом не рассказывал. Прежде чем попасть в отделение Здрели, он побывал в учебном центре в Сэрате, воевал в штрафном батальоне под командой гитлеровцев, чудом остался в живых, получив тяжелое ранение. Многие месяцы он провалялся в немецких госпиталях и после излечения оказался в полку, в отделении Здрели.

Солдаты ненавидели его так же, как и сержанта, и одинаково боялись их обоих. Поэтому после ухода сержанта Панаит Хуштой и его товарищи вовсе не почувствовали облегчения.

— С этим разбойником не легче, чем с тем, — сказал Стэника Стан, один из тех, кто готовился к побегу.

— Так оно и есть! — подтвердил другой.

И несмотря на опасения, они все чувствовали, что благоприятный момент наступил.

Заступив вместо Здрели командовать отделением, капрал Карымбу отправился доложить об этом командиру взвода.

После его ухода четверо собрались в окопе, где был установлен пулемет и где они находились в большей безопасности. Впрочем, эта мера предосторожности была излишней, так как все остальные спали крепким сном.

— Что будем делать, Панаит? Попытаемся? — спросил Стэника Стан.

— Я, братцы, думаю, надо попробовать. Другой такой случай не скоро подвернется.

— Хорошо, но что нам делать с этим негодяем Карымбу? Пока не вернется Здреля, он ведь глаз не сомкнет.

— Может, все же заснет, скотина.

— А если нет?

— Я, братцы, согласен с Панаитом, — вступил в разговор ефрейтор Кырстой, с которым Панаит подружился больше всего. — Нельзя упускать случая. А если Карымбу нам помешает, отправим его на тот свет. Когда он вернется от лейтенанта, я возьму его на себя.

— Нет, так не надо! — воспротивился Панаит Хуштой. — Он большой негодяй, я согласен, но зачем убивать человека?

— Тогда ступай и попроси у него пропуск на переход!

— Подожди, не горячись. Ты человек надежный, но тебе вредит торопливость. Видишь, я не считаю, что нужно обязательно убивать его.

— Ладно. Когда он вернется, я оглушу его пулеметной лентой, и около часа он не очухается, — нашел выход из положения Кырстой.

Панаит Хуштой на секунду задумался, а потом сказал:

— Ладно, только не убивай его!

— Не беспокойся, — успокоил его Кырстой, а сам подумал: «Велика потеря. Такого после смерти даже в ад не пустят».

— Пошли, братцы! — поторопил их Панаит Хуштой.