И снова пятница, тринадцатое... - [37]

Байкерша легко спрыгнула со шкафа, затем, заложив руки за спину, прошлась по комнате, остановившись возле стула, на котором сидела связанная пленница. Кукла снизу вверх посмотрела на Милу, но вид при этом у нее был гордый и весьма высокомерный:

– Вот ты и попалась! Мой план, как всегда, блестяще удался. Сначала я избавилась от взрослых, а потом, когда ты осталась одна, поймала тебя без особых хлопот. Готовься к справедливому суду, вероломная предательница.

– За что?

– До сих пор не догадалась, бестолковая девчонка?

Миле не нравился тон, которым говорила с ней эта нахальная, наполовину облысевшая кукла, однако кротко ответила:

– Нет, не догадываюсь. Я никому не делала ничего плохого.

– Даже так? – Байкерша пожала плечами.

– А… Кажется, я понимаю… Все дело в том, что мне захотелось забрать твою одежду?

– Частный случай. Я бы вообще могла о нем забыть – не люблю мелочиться. Между нами нет ничего личного, Людмила. Я просто выполняю свой долг.

– Долг?

– Восстанавливаю справедливость. Мщу за обездоленных и преданных.

– Не врубилась… – Девочка тряхнула кудряшками, пытаясь понять, шутит Байкерша или говорит серьезно.

– Куда уж… Где вам, сытым и счастливым, думать о таких «пустяках»! Когда в дом к ребенку приносят куклу, она становится настоящим другом малышу. Кукла разделяет его радости и горе, приходит на помощь в трудную минуту, веселит, беспокоится о человеческом детеныше. Кукла – первый друг маленького человека. Мы, куклы, полностью отдаемся бескорыстной жертвенной любви к своему хозяину, мы преданы вам, люди, как собаки!

– Но и я люблю кукол!

– Лучше помалкивай, а не то придется заклеить тебе рот. Ненавижу лицемеров!

Мила шевельнула стянутыми за спиной руками, к великой радости обнаружив, что все-таки, вероятно, сможет потихоньку растянуть узлы на лентах. Байкерша не заметила движения пленницы, с жаром рассуждая на волновавшую ее тему:

– Вы, люди, используете нас, кукол, а потом выбрасываете, как ненужные вещи. Но у нас есть душа, мы – живые! Дети прекрасно знают об этом, но, взрослея, стараются забыть нашу маленькую тайну. Я пришла в твой дом, чтобы выяснить, как ты относилась к игрушкам. В том случае, если суд признает тебя виновной, я стану не только судьей, но и палачом!

– Но я не выбрасывала кукол! Вот они стоят – нарядные и красивые…

– Помолчи. Последнее слово тебе еще предоставят. А сейчас мы выслушаем свидетелей, – Байкерша прошлась вдоль шеренги кукол и указала на Веронику: – Говори!

Длинные ресницы той дрогнули, крошечный ротик приоткрылся. Из-за отсутствия практики сначала кукла заговорила с трудом, долго подыскивая нужные слова, но постепенно вошла во вкус и стала гневно обличать Милу.

– Я буду говорить не за себя, – раздавался в тишине тоненький кукольный голосок. – Моя хозяйка всегда была благосклонна ко мне и не причиняла большого зла. Я не говорю о таких пустяках, как длительное заточение в кладовку или нанесение «макияжа» шариковой ручкой – такие инциденты случаются с каждым из нас, их можно если не забыть, то простить. Я буду свидетельствовать за своего погибшего друга. Он был мне как брат, и его вероломное убийство я не прощу никогда!

– Я никого не убивала! – воскликнула девочка, но осеклась под строгим взглядом Байкерши, скомандовавшей:

– Продолжай, Вероника. Говори, как бы больно тебе ни было!

– Плюшевый мишка Топтыжка пришел в этот дом вместе с Милой, он встречал девочку из роддома. С тех пор они стали неразлучными друзьями. Хозяйка любила Топтыжку, как любили его и мы – куклы, подаренные Миле в следующие дни рождения. Мишка всегда помогал нам, утешал, поддерживал в трудные минуты. Проблема состояла лишь в том, что Мила просто обожала своего плюшевого медвежонка. А участь любимых игрушек – печальна. Рыжий плюш шкурки истерся и засалился, Топтыжка ослеп на один глаз, который заменили пуговицей, он постарел и подурнел, но все равно оставался самым лучшим и добрым из нас…

Мила не сомневалась, какой приговор последует за столь страстным обвинением, а потому сконцентрировалась на решении одной-единственной проблемы – продолжала распутывать бесчисленное множество узелков на своих атласных и кружевных путах. К счастью, куклы были так поглощены рассказом Вероники, что не замечали подозрительных действий своей пленницы.

– И вот однажды… – продолжала свидетельствовать раскрасневшаяся от праведного гнева кукла. – Однажды случилась страшная катастрофа, которую в мире людей принято называть ремонтом. Это событие всегда обрывает жизни многих игрушек. В то воскресное утро нас всех собрали в большой комнате, сложили на ковер и принялись тщательно осматривать, решая, кому оставить жизнь, а кого обречь на гибель. У тех, кому сама же Мила оторвала руки или ноги, кому обрезала волосы или изуродовала лица фломастерами, не оставалось шансов на спасение. Несчастных откладывали в сторону, по сути – приговаривая к сожжению в печи мусороперерабатывающего завода.

Лица слушавших Веронику кукол исказил гнев, Байкерша стиснула крошечные кулачки. Вероника умолкла, стараясь справиться с волнением, а потом заговорила вновь дрожащим от слез голосом: