И слово это было - Россия.. «Спаси меня... Соловецким монастырем» - [34]

.

Но по теме нашего рассказа особо интересными кажутся нам заметки Никитенко о Соловках:

«Посетили мы и Соловецкий монастырь. Остров Соловецкий имеет семнадцать верст в ширину и двадцать пять в длину. Монастырь на нем — один из древнейших в России. Монахов насчитывается более ста. Замечательно при монастыре отделение, где содержатся государственные преступники. Они ссылаются сюда на бессрочное заточение, большею частью на всю жизнь. Ныне сих несчастных сорок человек — между прочим, два студента Московского университета за участие в заговоре против государя. Недавно один из заключенных, А. С. Горожанский, сосланный в монастырь за соучастие с декабристами, в припадке сумасшествия убил сторожа. Каждый из заключенных имеет отдельную каморку, чулан, или, вернее, могилу: отсюда он переходит прямо на кладбище…»^{64}

Как видим, монастырские власти ничего не скрывают от высокопоставленных чиновников. Но нужно и помнить, что эти записки увидели свет лишь в конце 80-х годов XIX века, а современники Пушкина этих подробностей не знали. Но продолжим рассказ Никитенко:

«Всякое сообщение между заключенными строго запрещено. У них нет книг, ни орудий для письма. Им не позволяют даже гулять на монастырском дворе. Самоубийство — и то им недоступно, так как при них ни перочинного ножика, ни гвоздя. И бежать некуда — кругом вода, а зимой непомерная стужа и голодная смерть, прежде чем несчастный добрался бы до противоположного берега.

Между достопримечательностями монастыря — мечи Пожарского и Скопина-Шуйского, украшенные драгоценными камнями. Здесь погребен Авраамий Палицын. В монастырской библиотеке много древних рукописей и грамот. Теперь в монастыре уже более шести недель живет Бередников, товарищ Строева. Он занимается разборкою архива и выписками из находящихся в нем сокровищ. Монахи на него негодуют, потому что он не показывает им своих выписок и извлечений…»

Далее Никитенко пишет о настоятеле монастыря Досифее, его работе над историей этой знаменитой обители, о старообрядчестве на Севере России…

Поясним цитату. В архиве монастыря с разрешения Синода работал Я. И. Бередников, помощник известного в России археолога и историка Павла Михайловича Строева. Пушкин был знаком с ученым и хорошо знал его творчество. Они вместе сотрудничали в «Московском вестнике» М. Погодина^{65}. Пушкин высоко ценил работу Строева «Ключ к Истории государства Российского И. М. Карамзина» и после опубликования ее в Москве в 1836 году, в четвертом выпуске своего «Современника» поместил краткую заметку об этом знаменательном событии. Он писал: «…Строев оказал более пользы русской истории, нежели все наши историки с высшими взглядами, вместе взятые… Строев облегчил до невероятной степени изучение русской истории…»

Возвратясь из поездки на Север, Л. В. Никитенко стал работать над изданием «Поэм и повестей А. С. Пушкина» и «Стихотворений Александра Пушкина», которые увидели свет в 1835 году. Есть основания предполагать, что цензор поделился с Пушкиным своими северными впечатлениями.

А. В. Никитенко с великой скорбью встретил известие о кончине А. С. Пушкина. Он нашел мужество на заседании Цензурного комитета резко не согласиться с указанием министра Уварова о новой цензуре уже известных всей России пушкинских произведений при подготовке первого посмертного собрания сочинений. Протест Никитенко поддержал В. А. Жуковский, который добился у императора разрешения печатать без изменения уже известные сочинения поэта.

Никитенко записал в «Дневнике»: «Спрашивается: можно ли что-либо писать и издавать в России? Поневоле иногда опускаются руки, при всей готовности твердо стоять на своем посту охранителем русской мысли и русского слова. Но ни удивляться, ни сетовать не должно»^{66}.

Объективности ради скажем, что Никитенко никогда не имел революционных устремлений. Напротив, он был осторожным и умеренным чиновником либерального толка. Но и его душу весьма беспокоили противоречия: «Часто, очень часто… я бываю поражен глубоким, мрачным сознанием своего ничтожества… О, кровью сердца написал бы я историю моей внутренней жизни! Проклятое время, где… общество возлагает на вас обязанности, которое само презирает…»^{67} Вот такими мыслями заканчивает он записи в 1841 году.

«ОТПРАВИЛСЯ К СОЛОВЕЦКОМУ МОНАСТЫРЮ…»

Так пишет А. С. Пушкин о Петре в своем незавершенном труде «История Петра I». Он дошел до нас в виде обширного подготовительного текста, с которого Пушкин имел намерение написать «Историю» в короткий срок, как он сам выразился — «в год или в течение полугода».

Пушкин изучил немало печатных исторических источников, а с начала 1832 года с разрешения Николая I работал в архивах. В июне 1834 года он писал жене: «Петр I идет, того и гляди, напечатаю 1-й том к зиме». Но надежды не сбылись.

О Пушкине-историке есть немало свидетельств его современников. Приведем лишь два, относящиеся к году смерти поэта. Михаил Андреевич Коркунов — археограф, преподаватель Московского университета — пишет 4 февраля 1837 года издателю «Московских Ведомостей»: «С месяц тому Пушкин разговаривал со мной о русской истории; его светлые объяснения древней Песни о полку Игореве, если не сохранились в бумагах, невозвратимая потеря для науки; вообще в последние годы жизни своей, с тех пор, как вознамерился описать царствование и деяния Великого Петра, в нем развернулась сильная любовь к историческим знаниям и исследованиям отечественной истории. Зная его, как знаменитого поэта, нельзя не жалеть, что вероятно лишились в нем будущего историка»