И сильно падает снег - [7]

Весть о победе Советской власти сибирские крестьяне восприняли неодинаково: так называемые кулаки – с открытой неприязнью, середняки – с сомнением и недоверием, беднота – с радостью.

Разобраться в новой власти, понять ее, выработать к ней определенное отношение деревня не успела: помешал Колчак.

В январе – феврале 1918 года началась большевизация органов Советской власти в Западной Сибири, а в мае Челябинск, Омск и Курган уже оказались под ударами белочехов. 7 июля пал Омск, 20 июля – Тюмень.

Колчаковщина помогла социальным прослойкам крестьянства быстро и четко разграничить свои классовые интересы. «Миллионы крестьян Сибири пришли к большевизму, там поголовно ждут большевиков, – говорил Ленин, – не из наших проповедей и учений, а из собственного опыта...»: «Даже кулаки восстают против Колчака!», – упоенно вещал он, не пожелав всерьез проанализировать это явление – свидетельство вольнолюбивого, непокорного характера крестьянина-сибиряка, не желавшего угождать и холуйствовать ни белым, ни красным.

Кулак восставал против Колчака вовсе не потому, что перешел на сторону большевиков и голоштанных голодных комбедов, а чтобы спасти от разорения свое гнездо. Большевики с их «грабь награбленное», «экспроприируй экспроприаторов», трудовой, гужевой, лесной и прочими даровыми повинностями (не говоря уже о разверстке), с их покровительством неумехам и лодырям и принижением зажимом работящего мужика, – эти большевики-ленинцы сибирскому крестьянину, и кулаку, и середняку были противны. И эта неприязнь понятна и оправдана, ибо то была неприязнь труженика к бездельнику, миролюбивого к насильнику, расчетливого и мудрого – к верхогляду-моту.

Ко времени восстановления Советской власти в Тюменской губернии, в 1920 году, 13,8% всех крестьянских хозяйств были крепкими, зажиточными, «кулацкими». Это значит, только в четырех уездах Тюменской губернии (Тюменском, Тобольском, Ишимском, Ялуторовском) насчитывалось более 20 тысяч таких хозяйств.

«Кулак, – категорично и не раз заявлял Ленин, – непримиримый наш враг. И тут не на что надеяться, кроме как на подавление его... Восстания кулаков против Советской власти неизбежны».

Он ненавидел, исступленно и яро ненавидел кулаков, исключал всякую возможность сотрудничества с ними, не пытался даже искать пути вовлечения в хозяйственную жизнь республики Советов огромного многомиллионного отряда самых мудрых, самых предприимчивых, самых удачливых крестьян...

Как аукнется, так и откликнется. Зажиточные мужики платили большевикам той же монетой. И это закономерно.

Своим утверждением, что восстания кулаков против Советской власти неизбежны (!), Ленин подстилал большевикам соломку на крутых виражах проложенной им тропы военного коммунизма. И надо признать, кинутая Лениным «соломка» помогла большевикам на какое-то время спрятать от Истории, от мирового общественного мнения антикрестьянскую суть своей аграрной политики. Законный гнев й ярость одураченных, обобранных, униженных крестьян находил свой правомерный выход в массовых крестьянских восстаниях, которые тут же по рецепту Ленина объявлялись восстаниями кулацкими и подавлялись с дикой жестокостью. Всякое неповиновение, любой протест крестьян политике военного коммунизма тут же объявлялся кулацкой вылазкой, и свирепо подавлялся, не считаясь ни с какими жертвами. Справедливость сказанного легко прослеживается и в исследуемом здесь крестьянском восстании 1921 года, которое ленинцы тут же окрестили «Западно-Сибирским кулацко-эсеровским мятежом»...

Окончательное классовое расслоение сибирской деревни в 1920–1921 годах только началось, и проходило оно крайне медленно из-за отсутствия резкой поляризации жизненного уровня зажиточных и бедняцких хозяйств. Беднейших (безлошадных) хозяйств в Тюменской губернии не насчитывалось и 7 %. Основную же массу (примерно 80 %) крестьянства составлял середняк – тоже Хозяин, уверенно шагающий от достатка к изобилию. Начисто оторванный от деревни, Ленин поспешил внести свою «лепту» и в отношении большевиков с середняком. По Ленинскому, неоднократно повторенному определению, отличительная черта середняка состояла в том, что он «колеблется». «Сегодня он за нас, а завтра за другую власть: часть за нас, а часть за буржуазию». Средний крестьянин как труженик, наш человек, а как торговец излишками хлеба он уже эксплуататор». Тут остается лишь руками развести. Да если крестьянин не станет производить «излишки», не будет ими торговать, на что же купит он соль и спички, керосин и сахар, сбрую и инвентарь и еще многое иное, без чего ему не прожить. С каких пор продающий плоды своего труда объявляется эксплуататором? Кроме путаницы и неразберихи эта надуманная ленинская характеристика середняка уводила большевиков от опоры на него, от соглашения с ним, на путь к конфронтации с середняком и тем подталкивала последнего в лагерь противников большевизма...

А ведь именно этот колеблющийся, шарахающийся середняк и оказывал решающее влияние на весь уклад деревенской жизни. По мере того, как Советская власть вводила в сибирскую деревню продовольственную разверстку, лесные, гужевые и иные повинности, он резко менял свое отношение к коммунистам, все откровеннее переходя во враждебный лагерь, становясь невольным союзником кулака и главной силой назревающего антибольшевистского восстания, которое в недалеком будущем охватит 14 уездов четырех губерний Западной Сибири и Урала.