«И проиграли бой» - [10]

— Ну, что ж, не хотел тянуть лямку, зато сейчас жизнь у тебя слаще сахара. Подожди, достанется еще тебе на орехи, вот только дело закончим.

— Сейчас совсем другое. Шибанут раз по зубам — это не беда. Главное, чтоб не заела до смерти унылая жизнь. Разница большая.

— Но не настолько, чтоб глаз всю дорогу не смыкать. Да и про шлюх слушать — удовольствие невеликое. — Мак зевнул, поднялся, собрал в кучу бумагу, улегся и быстро заснул.

А Джим еще долго сидел в дверном проеме, смотрел, как мимо бегут фермерские домики, поля, засаженные капустой, свеклой; грядки салата, моркови, с похожей на папоротник ботвой. Меж свекольных грядок блестела вода. Вот промелькнули поля люцерны, просторные здания молочных ферм, в нос ударил запах навоза. Потом поезд пошел меж холмами, и солнце скрылось. Чуть поодаль от насыпи на крутых склонах рос папоротник, ярко зеленели дубки. Ритмичный перестук колес убаюкал и Джима. Поначалу он сопротивлялся, мотал головой; хотелось увидеть как можно больше. Но, наконец, встал, прикрыл дверь и улегся на свою бумажную подстилку. Уснул он враз словно провалился в ревущую бездонную черноту и, казалось, проспал целую вечность.

Мак едва растолкал его.

— Нам пора! — крикнул он.

Джим ошалело сел.

— Господи, неужто сотню километров уже отмахали?

— Почти что. Видать, и тебя стук да шум сморили. Я тоже в товарняке сразу спать заваливаюсь. Ну, как, проснулся? Еще пару минут и пойдет медленнее.

Джим сдавил гудящую голову руками.

— Будто врезали крепко!

Мак распахнул дверь и крикнул:

— Прыгай по ходу поезда! И как прыгнешь, не останавливайся, вперед! — и исчез. Джим прыгнул следом.

Солнце было в зените, почти прямо над головой. Впереди, в тени садов, теснились домики. Поезд уходил все дальше, а Мак с Джимом задержались на путях.

— Здесь одна ветка уходит в сторону и пересекается с той, которая нам нужна, — к долине Торгас. Городком не пойдем. Полями напрямик и — к перекрестку путей.

Мак, а следом и Джим перебрались через ограду из колючей проволоки, пересекли поле со жнивьем, вышли на грунтовую дорогу. Оставили в стороне городок и через полмили вышли к железнодорожному разъезду.

Мак сел на железнодорожную платформу, кивнул Джиму — присаживайся!

— Здесь место хорошее. Поезда часто ходят. Может, и ждать долго не придется.

Он скатал бурую самокрутку.

— Тебе теперь тоже без курева не обойтись. Очень общению помогает. Со сколькими людьми переговорить придется. Предложишь человеку закурить или сам попросишь, он сразу сердцем потеплеет. А предложит тебе кто сигаретку, а ты откажешься — словно в душу плюнешь. Так что давай-ка закуривай.

— Попробую, пожалуй, — решил Джим. — Я ведь только в детстве баловался. Отвык, небось затошнит.

— Держи, я тебе уже скрутил.

Джим взял самокрутку, затянулся.

— А ничего вроде. Я уж и вкус позабыл.

— Если и не понравится, все одно — для дела польза. На таких мелочах у наших ребят вся работа держится… Никак, поезд идет. — Мак встал. — И, похоже, товарный.

Поезд медленно полз по пути.

— Надо ж! — воскликнул Мак. — Восемьдесят седьмой! Наш! А мне в городе говорили, что он на юг идет. Видно, кое-какие вагоны отцепил и на восток.

— Давай отыщем вагон, в котором ехали. Мне в нем понравилось.

Состав поравнялся с ними. Мак и Джим вскочили в вагон, и Мак сразу же улегся на прежнее место.

— Могли б спать и никуда не вылезать!

Джим снова устроился подле двери. Поезд натужно полз меж круглыми холмами, попались даже два коротких туннеля. Во рту у Джима еще оставался привкус табака, приятный привкус. Он порылся в кармане куртки.

— Слышь, Мак!

— Что?

— Я вчера две шоколадки купил.

Мак взял одну, развернул.

— Ну, ты, видать, в любой революции пригодишься.

Через час Джима снова стало клонить ко сну. Он неохотно закрыл дверь, забрался на бумажное ложе, и его тотчас же поглотила черная ревущая бездна. Потом его понесло в каком-то потоке, среди щепок, обломков. И самого тащило куда-то вниз, вниз, где кончался сон.

Он проснулся — Мак тряс его за плечо.

— Ты б, наверное, неделю дрыхнул, дай тебе только волю! Больше двенадцати часов сегодня проспал.

Джим потер глаза.

— Опять голова гудит!

— Ну-ка побыстрее просыпайся! Уже к Торгасу подъезжаем!

— Ну и ну! Который час?

— Около полуночи, должно быть. Ну, вот и приехали. Готов?

— Конечно.

— Пошел!

Поезд медленно потащился дальше. Впереди за красным глазком семафора виднелась станция. Дежурный махал фонарем. Справа тусклые лампочки на столбах скупо освещали городскую улочку, отбрасывая в ночное небо белесые ореолы. В воздухе похолодало.

— Есть хочется. Какие будут соображения на этот счет, Мак? — полюбопытствовал Джим.

— Подожди, сейчас на свет выйдем, посмотрим, кто-то у меня в списке значится. — И он скрылся во тьме. Джим чуть не вприпрыжку поспешил следом. Они вышли на городскую окраину, и на углу, под фонарем, Мак остановился, вытащил листок бумаги.

— Это славный городок, Джим. Здесь нас поддерживают человек пятьдесят. Есть на кого положиться, выручат в трудную минуту. Ага, вот кто мне нужен. Альфред Андерсон, меж Четвертой и Пятой улицами, держит передвижное кафе. Ну, что скажешь?

— А что это за список?

— Список тех, кого мы считаем сочувствующими. С помощью этого списка мы все, что хочешь, раздобудем, от вязаных носков до ружейных патронов. А фургончик Альфа открыт всю ночь напролет. Пойдем, это я возьму на себя.