И пришло разрушение… - [36]

Наступило долгое молчание. Ученду громко заскрежетал зубами. Наконец он не выдержал:

— Никогда нельзя убивать человека, который ничего не говорит. Люди из клана Абаме глупцы. Что они знали о белом человеке?

Он снова заскрежетал зубами, потом в подтверждение своих слов начал рассказывать сказку:

— Послала однажды Коршуниха свою дочку еды раздобыть. Улетела дочь и вернулась, неся в клюве утенка. «Молодец, — сказала Коршуниха дочери. — Только скажи-ка мне: что сказала мать утенка, когда ты уносила ее детеныша?» — «Ничего она не сказала, — ответила дочь. — Повернулась и молча ушла». — «Раз так, отнеси-ка ты ей утенка обратно, — приказала Коршуниха. — Неспроста, видно, она промолчала». Тогда дочь вернула утенка и схватила вместо него цыпленка. «А как вела себя мать цыпленка?» — спросила старая Коршуниха. «Она кричала и плакала в голос и ругала меня нехорошими словами», — отвечала молодая Коршуниха. «Ну, раз так, значит, можно съесть его, — сказала мать. — Того, кто кричит, бояться нечего». Люди из клана Абаме глупцы!

— Да, глупцы, — не сразу отозвался Оконкво, — Их ведь предупредили, что надвигается опасность. Надо было даже на базаре иметь при себе ружья и мачете.

— Они и заплатили сполна за свою глупость, — сказал Обиерика. — Но я полон страха. Все мы не раз слыхали рассказы о белых людях, которые владеют могущественными ружьями и крепким зельем и увозят рабов за море, но разве кто-нибудь верил этим рассказам?

— Нет такого рассказа, в котором не было бы частицы правды, — заметил Ученду. — Мир необъятен, и то, что нравится одному народу, вызывает отвращение у другого. Среди нас живут альбиносы. Не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что они попали к нам по ошибке, что они заблудились по пути в страну, где все люди похожи на них?

Вскоре первая жена Оконкво приготовила еду и поставила перед гостями большую миску толченого ямса и похлебку из горьких листьев. Сын Оконкво Нвойе внес кувшин вина, приготовленного из сока пальмы рафия.

— Ты стал совсем взрослый, — сказал Обиерика Нвойе. — Твой друг Анене просил тебе кланяться.

— Как он? — спросил Нвойе.

— Все мы живы-здоровы, — ответил Обиерика. Эзинма принесла чашу с водой для омовения рук.

После этого все принялись за еду и вино.

— Когда вы вышли из дому? — спросил Оконкво.

— Мы собирались выйти еще до петухов, — ответил Обиерика, — Но Нвеке явился ко мне, когда уже совсем рассвело. Никогда не назначай раннюю встречу с человеком, только что взявшим в дом новую жену.

Все рассмеялись.

— Так, значит, Нвеке женился? — спросил Оконкво.

— Он взял в жены вторую дочь Окадигбо, — ответил Обиерика.

— Это хорошо, — сказал Оконкво. — Я не осуждаю тебя за то, что ты не слыхал петухов.

Когда они поели, Обиерика показал на два тяжелых мешка.

— Это деньги за твой ямс, — объяснил он, — Я продал его сразу же после того, как ты покинул деревню. Немного позже я продал часть семенного ямса, а остальной раздал взаймы. Я и в дальнейшем буду делать так же — до тех пор, пока ты не вернешься. Но я подумал, что, может быть, тебе нужны деньги сейчас, и потому принес их. Кто знает, что случится завтра? Еще придут к нам какие-нибудь зеленые люди да перебьют нас всех?

— Бог не допустит этого, — сказал Оконкво и добавил: — Я даже и не знаю, как благодарить тебя, Обиерика.

— Могу посоветовать, — ответил Обиерика, — Убей ради меня одного из своих сыновей.

— Этого будет недостаточно, — сказал Оконкво.

— Тогда убей себя.

— Прости меня, — сказал Оконкво, улыбаясь, — Больше я не буду говорить о благодарности.

Глава шестнадцатая

Когда почти два года спустя Обиерика вновь навестил в изгнании своего друга, — дела обстояли значительно хуже. В Умуофию пришли миссионеры. Они построили церковь, обратили кое-кого из жителей в свою веру, и их проповедники появлялись уже в близлежащих городках и деревнях. Печаль и тревога вселились в сердца старейшин, однако многие из них утешались тем, что чужая вера и бог белых людей долго в клане не продержатся. Среди новообращенных не было ни одного человека, чье слово имело бы вес на совете Умуофии. Ни один из них не обладал титулом. В большинстве своем это были так называемые эфулефу — никчемные, пустые людишки. Человек, который продал свое мачете и явился на поле битвы с пустыми ножнами, — вот что такое был эфулефу в понимании клана. Чиело, жрица Агбалы, называла новообращенных испражнениями клана, а новую веру — бешеной собакой, которая явилась подъедать их.

Повидаться с Оконкво Обиерика решил потому, что в один прекрасный день среди миссионеров Умуофии неожиданно появился сын Оконкво Нвойе.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Обиерика, когда после многих трудностей миссионеры разрешили ему поговорить с юношей.

— Я теперь с ними, — ответил Нвойе.

— Как поживает отец? — спросил Обиерика, не зная, что бы еще сказать.

— Не знаю. Он мне больше не отец, — печально ответил Нвойе.

Вот поэтому Обиерика и заторопился в Мбанту. Но Оконкво не пожелал говорить о сыне. Только от матери Нвойе удалось Обиерике узнать о том, что произошло.

Появление миссионеров наделало в Мбанте большой переполох. Их было шестеро, и один из них был белый. Все жители деревни высыпали на улицу поглядеть на белого человека. Рассказы об этих странных людях неустанно передавались из уст в уста с тех самых пор, как одного из них убили в Абаме, а его железного коня привязали к священной шелковице. Поэтому все, кто был дома, выскочили посмотреть на белого человека. А дома были все, — пора сбора урожая прошла.