И пришел Город - [56]
– Ты имеешь в виду Кэтц? – спросил Коул, вспотевшими руками схватившись за прутья решетки.
– Да. У нее с Чикаго хороший контакт.
Голова пошла кругом, но постепенно якобы непринужденные реплики женщины складывались в ясную картину. И Коул понял:
– Ты – Сакраменто. – Она кивнула. – И у всех больших городов есть… э-э… своего рода разум, самосознание? Которое иногда способно проявляться?
– «Иногда» – ответ на оба вопроса.
Коул издал долгий прерывистый вздох:
– Тогда, получается… ты и меня можешь отсюда вытащить?
– Могу. Если ты мне кое-что пообещаешь.
– Слушаю.
– Обещай, что попытаешься убедить свой Город сотрудничать с нами… в Чистке. Он поймет, о чем ты. Если бы он поддерживал с нами более тесный контакт, ему бы сообщили, что твоя поездка бесполезна, что Фарадей куплен…
– Я обещаю.
И дверь отворилась – сладко, как поцелуй младенца.
В бетонном коридоре было пусто, хоть самолетики пускай. Коул пошел за ней – за Сакраменто – к тупику в конце коридора. Под ее руками массивные бетонные блоки словно превращались в куски торта. Коул взялся было помогать, расшатывать соседние, но только оцарапал руки: стена для него была твердая, как и полагается стене. Методично устранив преграду (в бетоне образовалась брешь размером с дверь), женщина вывела его в близлежащую аллею.
А затем повела в ночь. Такси без водителя доставило их на вокзал, где как раз готовился к отходу ночной экспресс.
Напоследок она его поцеловала, чуть коснувшись губами щеки.
Кожа потом горела так, будто по ней чиркнули ледышкой.
Кэтц.
Она ждала его на тротуаре возле отеля. Было около четырех утра; присутствие Города шло на убыль. Рассвет готовился взойти над кварталами подобием арки. Светлело буквально на глазах, хотя Кэтц он видел все еще как сквозь вуаль.
Коул качнул головой.
Его выпустили их тюрьмы – из ловушки, которая должна была кончиться смертью. И Кэтц здесь, и Городу он возвращен.
Но это ненадолго.
«Вот и не трать время попусту», – сказал он себе и шагнул ей навстречу.
Они обнялись. Усталость Коула, которого еще минуту назад покачивало, при виде Кэтц истаяла. Кэтц стояла в светлом предрассветном сумраке, отбрасывая синеватую тень, вокруг ее черных ботинок постепенно испарялась скопившаяся за ночь роса. Теперь, крепко держа ее в объятиях, Коул перевел дух от разнообразия обуревающих его чувств… Кэтц казалась непривычно маленькой, худенькой, хрупкой под весом черной кожанки по сравнению с тем монументальным образом, который остался в памяти Коула.
Он отступил и, держа Кэтц за плечи вытянутыми руками, вгляделся ей в лицо. Зрачки золотисто-карих глаз были от окружающей тьмы слегка расширены. Волосы растрепаны; никакой косметики, отчего в скудном предутреннем свете заметно выступали шрамики на щеках, придавая ее лицу неотразимую трагичность. Губы плотно сжаты – будто она боялась выдать радость, которую на самом деле испытывала от встречи. На Кэтц под латаной кожанкой были порванные джинсы в обтяжку и майка. А рядом на тротуаре – спортивная сумка с надписью АНАРХИЯ, выведенной белым спрэем.
– Мы можем пролезть туда вместе? – спросила она, кивком указывая на отель.
– Ага… – ответил Коул сипло и прокашлялся. – Да, сейчас портье как раз нет на месте; дверь открывается ключом или просто голосовой командой: Город для меня устроил. Правда, только на месяц, пока настоящий съемщик не возвратился.
Коул смотрел на нее не отрывая глаз; суставы от утренней прохлады начинали слегка ныть. Он никак не мог решиться нарушить этот миг, двинувшись к мрачному зданию.
Пример подала Кэтц.
– Господи, да пошли, – сказала она, нагибаясь за своей сумкой цвета хаки и набрасывая лямку на плечо. – Я вымоталась, – призналась она. – Добиралась на этом дурацком автобусе. Ты не поверишь: с тех пор как я ходила в школу, они стали еще хуже.
Некоторая доля усталости все же вернулась. Прежде чем достать ключ, Коул рылся по карманам не меньше минуты. Вместе они подошли к стеклянным дверям. Он вставил ключ и произнес в динамик: «Постоялец». Щелчок; Коул вынул ключ, и дверь распахнулась…
Пока поднимались в лифте, он, как мог, сквозь вязкую дымку усталости, поведал ей о своей нечаянной встрече с Сакраменто. Кэтц была заинтригована описанием образа женщины-столицы.
– Эх, вот бы познакомиться, – мечтательно вздохнула она. – Эдакий апофеоз блуда.
– Судя по ее словам, у тебя прочная связь с Чикаго. Значит, ты и на волну Сакраменто могла бы выйти. Я так понял, она за тебя замолвила словечко. – Лифт проходил этаж за этажом. Странновато ощущать себя в движущейся шкатулке в полпятого утра. – А как ты выяснила, где я нахожусь?
– Чикаго время от времени выходит на Город. Как я понимаю, у Сан-Франциско репутация какого-то чудилы… Ты сказал, мол, у меня получится настроиться на Сакраменто. Как будто о том, чтобы отправиться туда вместе, и речи быть не может. Потому что это значило бы уехать отсюда, будто эта дыра – рай небесный.
– Слушай, отвянь, язва! – сердито бросил Коул. – Я уже который день не сплю – не считая нескольких часов, пока валялся без сознания, что ни хрена не освежает. У меня круги перед глазами, и сейчас я не в состоянии спорить, неважно о чем.
