И придут наши дети - [95]

Прокоп хотел что-то сказать, но директор опередил его.

— Вас не волнует, что комбинат дает работу сотням людей, рабочим, техникам, служащим, что они выполняют план. Выполним план — будут и премии, это вытекает из существующей у нас системы оплаты труда. Согласно установленному порядку премия зависит от выполнения плана. Да? Не я это выдумал, извините, но я должен этого придерживаться. Да и план не мы устанавливаем, но выполнять его мы обязаны, не взирая на то, устраивают нас гудроновые ямы или не устраивают, выполняют поставщики свои обязательства или нет… Все это вас не волнует, а вот покритиковать — это да, на это вас хватает!

— Меня это действительно не волнует, — резко ответил Прокоп. — Я не могу начинать каждую статью с истории Древнего Рима или прослеживать взаимосвязи… Я — не следователь. Я написал о том, что видел. И, кроме того, я не критиковал вас за то, в чем вы не виноваты. Вы ведь знали, где слабые места, где может подвести оборудование, разве нет? Только не говорите мне, что и в этом виноваты поставщики или плановые обязательства. План! Да так можно оправдать все что угодно!

Матлоха слегка приподнялся в кресле, однако журналист поднял руку, давая понять, что он еще не закончил, и одновременно желая этим жестом усадить хозяина обратно за стол.

— Дайте договорить… Вы первый с этого начали. Снимать с работы или не снимать, раз критикует газета… Это недоразумение! Критика — это вам не сенат или парламент, критика — это дискуссия о проблемах, но мы этого до сих пор еще не поняли. Почему реакция на критику всегда такая злобная? Потому что эти люди даже не пытаются разобраться в существе критики, они стремятся доказать, что газета не права, что она ошибается, что критикуют их незаслуженно. Инстинкт самозащиты! Я знаю, раньше такое бывало: тебя критиковали, ну и иди! Газета тебя списала! Отсюда этот страх… Но я не хочу никого списывать, я хочу поспорить о делах, а ведь в дискуссии можно и покритиковать, разве нет? Это же само собой разумеется или нет? Я надеюсь, вы меня понимаете…

— Конечно же, понимаю, и даже согласен с вами. Но так ли это, как вы говорите? Только не торопитесь с ответом! Действительно ли каждый может критиковать?! Ха! Что-то где-то покритикуете, подразните начальство и можете умыть руки. Только не стройте из себя героя… Смотрите: я читаю критическую статью, жгучую, как перец, но она очень поверхностная, дилетантская, мелкая, критика ради критики, ради спортивного интереса… Как можно ей верить? Есть исключения, конечно, честь им и слава! Но некоторые журналисты разбираются в проблемах, о которых пишут, извините, как свинья в апельсинах. Читатель только рукой махнет и скажет себе… один бог знает, что он там пишет! Но если критика справедлива, а я допускаю, что ваша статья такой и была, то тут же принимаются меры. Самое простое — заменить директора. Это так же, как в футболе с тренером. Если команда плохо играет, если игроки не забивают голы, заменяют тренера. Но разве он должен забивать голы?!

— Думаю, что нет, — перебил Прокоп. — Руководитель руководит, не так ли?

— Как бы не так! Не директор управляет заводом, а завод управляет директором.

— Значит, это плохой директор.

Матлоха устало улыбнулся.

— Идите сюда, сядьте на мое место. Через недельку скажете мне, как это выглядит на самом деле. Идет?

Журналист тоже улыбнулся, и напряженная атмосфера слегка разрядилась.

Матлоха подошел к окну, сложив руки на груди, и смотрел куда-то во двор комбината, слегка раскачиваясь на носках.

— Вот уже двадцать лет я смотрю из этого окна. Уже двадцать лет я директор этого комбината и очень хорошо помню, с чего мы начинали… Тут был всего-навсего один большой цех, да, такой всеми забытый заводик, к тому же работающий неисправно. Местное население нас вообще не принимало в расчет, и люди искали работу в других городах. Тогда еще никто не думал об отходах. Какие там отходы! Это от каких-то двух-трех литров масла?! Нас это не слишком заботило, фильтры здесь были, хоть старые, но были и кое-как справлялись. Я помню… что мы еще ходили с детьми купаться в Гроне, там, пониже завода… Да мы здесь время от времени и рыбу удили. Не верите? Ей-богу! Но с той поры… У нас очень важное производство. Без него фармакология шагу ступить не может, да и не только она… Производство постоянно растет, прибавляются новые объекты, расширяются исследования. Все тут изменилось. Теперь люди не ищут работу в других местах, наоборот, сюда стали приезжать из других городов, потому что тут можно заработать. Вы знаете, сколько здесь выросло химиков, инженеров и техников? А ведь когда-то здесь паслись коровы и овцы… Пока комбинат разрастался, мы не думали, мы просто забыли… что будет больше отходов. Как-то… тогда как-то было не модно говорить об окружающей среде. Отходы, ну что ж, мы просто спускали их в Грон. Само собой, мы уже не купались в реке. О рыбе и говорить нечего! Если и появлялась какая-нибудь, то плавала кверху брюхом. Но при чем тут рыба, если речь идет о промышленности! Мы были слишком заняты своим собственным делом, чтобы думать об отходах… понимаете, чтобы думать о том, что не связано прямым образом с увеличением производства. А может быть, и связано, но только вторично, побочно… Какая там очистная станция! Ведь это потребует огромных капиталовложений! Так мы тогда думали. Вопросы охраны окружающей среды были для нас чем-то слишком академичным. Кого это тогда занимало?! Это потом, гораздо позднее. Человек учится. И главным образом, на собственных ошибках. Да! Постепенно стало сказываться давление общественного мнения, последовали сигналы в высшие инстанции, почему это, мол, масло в реке?! Запроектировали станцию очистки и стали строить. Да вы ведь все это уже знаете. — Он повернулся и медленно, как-то неуклюже, вернулся к своему столу, тяжело опустился на стул и посмотрел на журналиста, хотя казалось, что он его и не видит. — Я, собственно, даже не знаю, зачем я все это вам говорю. Но я скажу и кое-что еще.