И придут наши дети - [12]

Вся поверхность реки покрыта грязной пеной от ближних заводов, а вся рыба давно передохла. Нефтехимический комбинат в Буковой никто, конечно, не снесет, но газета лишний раз напомнит проектировщикам, что нужно как следует думать и смотреть в будущее, прежде чем садиться за чертежную доску. Кроме того, этот случай, может быть, станет предупреждением для следующих поколений. Главный редактор решил оставить этот абзац.

Однако легко может случиться так, рассуждал далее Порубан, что ничего из предсказанного Прокопом никогда не произойдет. В этом случае люди, попавшие под огонь критики, будут чувствовать себя оплеванными, а читатели лишь досадливо поморщатся. Но ведь проблема слишком серьезна, убеждал он себя, чтобы так легко от нее отмахнуться. Лучше рискнуть и ошибиться, нежели не рисковать и впасть в полное равнодушие.

И снова, помимо воли, Порубан представил себе свой домик в Студенке, речку Рудаву, плывущую среди горных пастбищ, озерки, в которых можно половить рыбу, и воздух, пахнущий хвоей. На озере Томки можно купаться, там вода холодная и чистая, вот только на его берегах настроили слишком уж много дач.

Все эти размышления навели главного на иные проблемы, он всегда умел связывать свою личную жизнь с жизнью общественной.

Вот уже с прошлой пятницы лежит у него на столе материал корреспондента «Форума», журналистки Сони Вавринцовой, о «подпольных» дачах на территории Словакии. Соня Вавринцова терпеливо, с чисто женским упорством исследовала причины болезненных явлений в обществе и всегда старалась поставить диагноз. Теперь главный раздумывал, не дать ли в этот номер и ее статью, таким образом, «Форум» опубликовал бы сразу два критических материала. А может, лучше попридержать один до следующего номера?

Михал Порубан вспомнил деда Кубицу, который приходил к нему на прошлой неделе. Дед выглядел немного смешным среди всех этих кресел, мебели красного дерева и ковров, он как-то не смотрелся здесь, с руками, разъеденными цементом, с красным обветренным лицом, в солдатских ботинках и толстых вельветовых штанах. Дед Кубица, сосед из Студенки, старый работяга с пенсией в восемьсот крон. Порубан помнил деда еще с детских лет, и уже тогда тот казался ему старым и изможденным. Дед был мастером на все руки, он помогал Порубану по дому, чинил забор, заменял треснувшие черепицы, провел в ванную воду, побелил стены. Иногда они вместе ходили на рыбалку, дед знал, где всего лучше на Рудаве клюет рыба, а кроме всего, это был тихий, ненавязчивый и малоразговорчивый попутчик, так непохожий на общительных загорян.

Приход деда в редакцию удивил Порубана, он не знал, куда его усадить, чем угостить и что сказать. Дед Кубица после минуты взаимной растерянности объяснил причину своего прихода: он построил в саду кирпичный сарай для кроликов, хотел разводить кроликов на мясо, рассказал, что кроличье мясо в сметане очень вкусно, если его как следует приготовить. Но кто-то в районе, увидев дедову будку, квалифицировал ее как незаконное строение, поскольку разрешения на такое строительство у деда не было. В национальном комитете тут же поторопились вынести решение: крольчатник снести, а на деда наложить штраф в размере пятисот крон.

Главный редактор не верил своим ушам: клетки для кроликов — подпольная стройка?! Он хорошо знал, где в действительности искать виновных, сколько понастроили по всей Словакии настоящих «диких» дач, сколько выросло их в заповедниках, на запретных территориях, в заказниках, безо всякого разрешения, с молчаливого согласия национальных комитетов!

«Дикие» дачи строило местное и районное начальство, а у национальных комитетов не хватало ни мужества, ни желания с ними бороться. Один позвонил другому, тот достал фильтр для машины, а этот — фару для «Фиата», один помог на вступительных экзаменах, другой достал путевку в санаторий, машину без очереди, шубу на заказ. И эту карусель невозможно было остановить. Услуга — за услугу, одно знакомство — за другое, своя вина — за чужую, и никто не мог или не хотел установить, кто же, собственно, несет ответственность за все это, поскольку виновны и ответственны были все. Эти дачи росли, как грибы после дождя, безо всяких проектов, разрешений, во всех заповедных местах. Они портили здешний край, губили землю, на их строительстве бессовестно наживались спекулянты.

И только когда правительство приняло закон о частном строительстве, национальные комитеты весьма неохотно начали принимать меры и в конце концов даже отважились выносить решения о ликвидации незаконных построек.

Дед Кубица пытался найти человеческое понимание и просил: пусть, мол, Порубан как-нибудь все это уладит. Главный, все еще находясь в полной растерянности, пообещал подумать над этим. Он попал в сложную ситуацию: с одной стороны, газета ополчалась на незаконные стройки, с другой — ему теперь надо было лично просить о легализации дедового крольчатника. Странное дело! Вот если бы решение о ликвидации построек вручили заведующему кооперацией, главному врачу Братиславы или руководителям районного масштаба, которые уже давно понастроили себе шикарные дачи и засадили участки голубыми лиственницами!