И побольше флагов - [5]

Над Лондоном разнесся отвратительный, все еще непривычный вой сирен воздушной тревоги.

– Тревога, миледи.

– Да, Андерсон, я слышала.

– Вы спуститесь вниз?

– Нет. Пока во всяком случае. Проследите, чтобы вся прислуга спустилась и чтобы люди не особенно волновались.

– Вам понадобится ваш противогаз, миледи?

– Нет, не думаю. Из того, что говорил мне сэр Джозеф, я заключила, что опасность газовой атаки минимальная. Смею предположить, что тревога эта учебная. Оставьте его на столе.

– Это все, миледи?

– И постарайтесь успокоить девушек.

Леди Сил вышла на балкон и, посмотрев вверх, оглядела чистое небо. Попробуй они только атаковать нас и получат то, на что явно не рассчитывали, подумала она. Пора проучить этого человека. Одни неприятности от него все эти годы. Задумчивая, она вернулась к своему креслу. И уж по крайней мере поклонницей этого вульгарного Риббентропа она никогда не была. И на порог к себе не пускала, даже когда эта гусыня Эмма Гранчестер нам всем плешь проела, умоляя быть с ним поласковее. То-то сидит теперь в дурах!

Леди Сил хладнокровно ждала начала бомбовых ударов. Андерсону она сказала, что тревога, вероятно, учебная, но сказано это было для слуг – иначе они могли бы запаниковать – не Андерсон, конечно, а девушки. Но в глубине души леди Сил была уверена, что бомбы вот-вот посыплются. В этом все немцы: вечно пыжатся и надувают щеки, пускают пыль в глаза, делая вид, что они лучше всех. История, которую леди Сил изучала в школьные годы, была проста и сводилась к рассказу о стойкости добра в борьбе с превосходящими его силами зла, и отзвуки славных боевых побед ее страны еще звенели музыкой в ушах – Креси, Азенкур, Кадис, Бленхейм, Гибралтар, Инкерман, Ипр. Англия вела многочисленные и разнообразные войны с противником самым разнообразным, вступала в те или иные союзы, воевала по причинам иной раз самым темным и непонятным, но всегда действия ее были справедливы, рыцарски доблестны и крайне успешны. Нередко, будучи в Париже, леди Сил преисполнялась гордостью за то, что в ее народе так никогда и не привился обычай называть улицы в память о военных подвигах. Оставим эту привычку французам, чьи победы недолговечны и имеют значение лишь узкоспециальное, но использовать великие свидетельства священной правоты и справедливости, проставляя их на почтовых конвертах, украшая ими вывески шляпниц и педикюрш, было бы позором и низостью, до которой не додумались даже радикалы.

Подобно живым картинам на благотворительном балу, в ней ожили надписи, выгравированные на стальных табличках в ее классной комнате: «Сидни при Зютфене», «Вулф при Квебеке», «Нельсон при Трафальгаре». (Только Веллингтон не удостоился места на этом празднестве: на него наехал Блюхер, оттолкнув, вылез вперед с типичной прусской наглостью, чтоб урвать от плодов победы, завоеванной не им!) И к этому гордому списку имен (мешавшихся в сознании леди Сил с сонмом тех воплощений богатства и респектабельности, что представлены на Сквадрон-Лоун в Коусе и толкутся со своими первостепенной важности замыслами по всем приемным, холлам и бильярдным) присоединилось в это утро новое имя – лица, дотоле здесь вряд ли уместного, – Бэзила Сила.

Ущерб, нанесенный ей последней войной, был невелик, можно сказать, никакого ущерба она не потерпела, если не считать потерями солидные иностранные вложения и репутацию ее брата Эдварда как стратега. Но вот теперь ей есть что принести на алтарь отечества – сына. У Тони слабое сердце и замечательная карьера, Фредди ей не кровный родственник, и склад характера у него не героический. А вот Бэзил, ее непутевый, так некрасиво, так грубо заставлявший мать разочаровываться, Бэзил, кого непостижная склонность к дурному обществу так часто за последние десять лет приводила к досадным ссорам и потасовкам, чья веселая жизнь так не соответствовала тому, что понимал под веселой жизнью его дядя Эдвард; Бэзил, похитивший ее изумруды и сделавший миссис Лайн столь печально знаменитой, Бэзил с его особенностями характера, поглощенными теперь зрелым английским мужеством, наконец-то вспомнил о наследии предков! Надо будет попросить Джо, чтобы подобрал ему полк поприличнее. Наконец, все еще погруженная в размышления, она услышала сигнал отбоя.

Сэр Джозеф Мейнверинг завтракал в тот день с леди Сил согласно договоренности, достигнутой заранее на предыдущей неделе, когда ни он, ни она не знали, что выбранный ими день войдет в календари всего мира и останется там до скончания времен. Прибыл он к назначенному часу, прибыл точно, как всегда, как в каждую их встречу, которых за долгие годы их дружбы было не сосчитать.

Сэр Джозеф не слыл усердным богомольцем и церковь посещал, лишь когда гостил в каком-нибудь из тех редкостных и в высшей степени достойных домов, где подобная практика еще существовала. Однако в это воскресенье он испытывал состояние, которое без преувеличения можно было бы характеризовать как родственное трепетному религиозному экстазу. Назвать это очищением не подымется рука, но, безусловно, события этого утра несли в себе нечто очистительное, и во всей повадке сэра Джозефа и поступи его заметна была необычная живость, словно, хлебнув винца на дружеской пирушке, он ощутил себя лет на десять моложе.