И побольше флагов - [38]

– Мой дорогой Амброуз…

– Это ведь они так говорят!

– Кто «они»?

– Петруша, – язвительно проговорил Амброуз, – и Цветик, Поппет и Том. Все они вопят, что мы предаем дело рабочего класса.

– Не знал, что я, оказывается, их соратник, – сказал мистер Бентли. – Всегда полагал, что являюсь одним из немногих оставшихся теперь либералов.

– Мы позволили одержать верх экономистам!

– Я не позволял.

– Долгие годы мы только и думали, что о тракторах и бетономешалках!

– Только не я, – решительно возразил мистер Бентли. – Я много размышлял о Ноллекенсе.

– С меня довольно. Il faut en finir! – вскричал Амброуз и добавил: – Nous gagnerons parce que nous sommes les plus forts.

После паузы он произнес:

– Я никогда не состоял в партии.

– В партии?

– В коммунистической партии. Я был, если воспользоваться этим их ужасным жаргоном, «попутчиком».

– А-а…

– Джеффри, они ведь ужасно поступают с теми коммунистами, которые пытаются оставить их ряды, правда?

– Так говорят.

– Джеффри, вы не думаете, что так же они расправляются и с попутчиками?

– Думаю, это не так.

– Но такое возможно?

– О да, возможно.

– Ах, господи…

Помолчав, он сказал:

– Знаете, Джеффри, даже в фашистских странах существуют подпольные организации. Думаете, они и до нас смогут добраться?

– До кого «до нас»?

– До попутчиков.

– Ну это же просто смешно каким-то образом связывать попутчиков и подпольные организации! Такая же нелепость, как вешалки для ремней на железнодорожной ветке Бейкерлоо!

– Вам хорошо смеяться. Вас-то это никоим боком не касается.

– Но дорогой мой Амброуз, чем вы можете прогневить ваших политических единомышленников, сотрудничая в чисто художественном издании!

– Я слышал, что рассказывают об одном американском виолончелисте. Будучи членом партии, он принял приглашение выступить на юбилейном завтраке дам-колонисток. А тогда шли процессы в Скоттсборо, и градус противостояния в обществе зашкаливал, страсти кипели. Его привязали к фонарному столбу, вымазали дегтем и подожгли.

– Дамы-колонистки?

– Нет-нет, коммунисты!

После долгой паузы он произнес:

– Однако русским в Финляндии туго приходится.

– Да.

– Если бы только знать, во что все это выльется…

В отдел религии он вернулся в глубокой задумчивости.

– Это больше по вашей части, – сказал представитель католиков, протянув ему вырезку из швейцарской газеты.

Там сообщалось о том, что в Зальцбурге штурмовики присутствовали на заупокойной службе. Амброуз пришпилил вырезку к листу бумаги и, надписав: «Отослать в “Свободную мысль”, “Вестник атеиста” и “Безбожное воскресенье”, – сунул лист в папку «Исходящее». В двух метрах от него нонконформистский деятель проверял статистические данные о посещаемости пивных нацистскими официальными лицами. Англиканский священник корпел над довольно невнятной информацией из Голландии, касающейся проявлений жестокости по отношению к животным в Бремене. Нет, фундамента для Башни из слоновой кости здесь не заложить, думал Амброуз, не найти здесь и облачка, чтоб увенчать его вершину, и он беззаботно воспарил мыслью в раскрашенные темперой небеса XIV века, в их плоскую пустынность, нарушаемую лишь голубыми и белыми облачками с солнечно-золотистыми бликами по краям. Среди безбрежных ляпис-лазурных просторов и кудрявящихся мыльной пеной облаков он стоял на сахарно-белой вершине новой Вавилонской башни, как муэдзин, призывающий верных в мир высоких куполов и облаков, а внизу под ним и между ним и всеми этими копошащимися и склоненными в молитве на полосатых своих ковриках фигурками простерлись необозримые дали, напоенная свежестью синева, где летают горлинки и порхают мотыльки.

Глава 7

Список гостей, приглашаемых миссис Сотхил лишь на праздники в саду, состоял в основном из лиц пожилых, вышедших на пенсию после работы в городе или за границей и приобретших себе небольшие загородные дома или бывшие имения, которые некогда кормились рентой с тысяч акров земли и десятков коттеджей, а теперь сократились, сохранив лишь небольшой луг и огороженный сад; жизнь обитателей этих имений поддерживали пенсии и накопленные сбережения.

Сохранение сельского характера окружающей местности было предметом особой заботы лишь этих мелких землевладельцев; магнаты покрупнее, вроде Фредди, охотно распродали все близлежащие фермы под освоение и строительство. Страдало и протестовало при этом одно только почтовое ведомство, но нельзя было ни расчистить узкую просеку, ни срубить дерево, ветвями касавшееся проводов, чтобы это не было замечено и не вызвало бы сокрушенных сетований в какой-нибудь из залитых утренним светом гостиных. Однако в целом люди эти были доброжелательные и общительные, их тщательно ограниченное в своем количестве потомство «разлетелось» и навещало родителей лишь изредка. Дочери жили в лондонских квартирах, работая в столице, сыновья тоже обеспечивали себя сами, служа государству или занимаясь бизнесом. Империя и ее вкусы мало-помалу утверждались, преобразовывая патриархальный уклад, превращая допотопные амбары в сельские клубы и залы для собраний, сооружая круглые палатки для скаутов; местная медицинская сестра приобрела автомобиль, в церкви ликвидировали хоры и огороженные места для молящихся, а гербы и десять заповедей алтарной преграды сменила завеса из голубой камки, поддерживаемая по углам позолоченными солсберийскими ангелами; лужайки были подстрижены, прополоты и удобрены, и безукоризненную гладкость поверхности нарушали теперь лишь живописные островки пампасной травы и юкки; руки в перчатках неустанно копались в садах камней, ровняли бордюры; в холлах на столиках рядом с подносами для визиток появились лубяные корзиночки. Теперь, в мертвенной глуби зимы, когда пруды сковало толстым льдом, а огороды по ночам превращались в беспорядочное нагромождение мешковины, милосердные местные жители взяли себе за правило ежедневно подкармливать птиц крошками со стола и следить, чтобы никто из деревенских стариков не испытывал недостатка в угле.