И плывет корабль - [29]

Музыкальная фонограмма

В воздухе разливается мелодичное пение Тетуа; голос ее возносится в сумрачное небо, на фоне которого Проходит вся траурная церемония.

Ветер разносит прах Эдмеи Тетуа, присутствующие растроганно и взволнованно следят за свершением воли покойной.

Под своей вуалью безутешно всхлипывает Ильдебранда Куффари.

Дирижер Альбертини, стоя поодаль, с болью и сочувствием смотрит на нее.

Плачут потрясенные Инес Руффо Сальтини и Тереза Валеньяни.

В атмосфере всеобщей скорби один лишь бас Зилоев, закрыв глаза, откровенно наслаждается дивным голосом певицы.

Даже у Орландо — журналиста, чуждого всяким эмоциям, в глазах блестят слезы и комок подступает к горлу.

А граф ди Бассано, похоже, сам вот-вот испустит дух, посылая с морским бризом последние пламенные воздушные поцелуи вослед праху.

На подушке больше ничего не остается. Погребальная церемония завершена. О ее окончании возвещает приказ вахтенного.

МАТРОС ОЛЕ. Голову по-крыть!

Матросы надевают бескозырки.

— Напра-во! Левое плечо… впе-ред! Шагом марш!

Матросы, печатая шаг, уходят.

Премьер-министр стоит с опущенной головой. Но вот кто-то выводит его из задумчивости. Это начальник полиции, который говорит в совершенно несвойственном ему тоне:

— Граф фон Гуппенбах… прошу вас вернуться в свою каюту и оставаться там впредь до нового приказания!

Чуть в стороне генерал шепчет по-немецки Великому герцогу:

— Арест премьер-министра, Ваше высочество, будет произведен без шума, в полном соответствии с вашим приказом…

Удивленный и встревоженный премьер-министр озирается по сторонам.

За оконным стеклом мы видим пустые глаза и коварную улыбку на ясном лице принцессы Леринии.

ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Что вы хотите этим сказать?

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Согласно приказу Ее высочества принцессы Гогенцуллер, вы арестованы!

Губы премьер-министра трогает едва заметная презрительная усмешка; без лишних слов он подчиняется приказу и под конвоем уходит на нижнюю палубу.

В отдалении виднеется австро-венгерский броненосец, все время сопровождавший «Глорию Н.». Его трубы извергают в небо черный дым.

Взгляды всех гостей устремлены на эту зловещую громаду.

Орландо, отойдя от трапа, ведущего на капитанский мостик, вместе со всеми направляется к люку, с горечью замечая:

— Эх, как было бы хорошо, если бы… чувства, охватившие всех нас, тронули и сердце австрияков…

Он уходит на нижнюю палубу, а офицеры и часть пассажиров еще задерживаются наверху.

СУДОВОЙ ВРАЧ. Трогательно, даже горло перехватывает, до чего трогательно…

ПАРТЕКСАНО. Я тоже потрясен… Какой голос!..

КАПИТАН. Великая была певица… Прекрасный голос… Такое мощное звучание!..

ТРЕТИЙ ОФИЦЕР. Мне не довелось ее слышать. Поразительный голос, прямо ангельский…

70. КАЮТА ОРЛАНДО. ДЕНЬ

Орландо входит в свою каюту. Не переставая говорить, он снимает пиджак, жилет, спускает подтяжки, стаскивает брюки.

— …и тогда их военный корабль убрался бы восвояси… послав нам… прощальный салют! Но на деле все было не так: они опять потребовали выдать им сербов, а не то… И как потребовали! Ого! А еще лучше было бы, если бы мы на такое самоуправство ответили: «Нет! Мы их вам не отдадим!»

71. ОТКРЫТОЕ МОРЕ И ПАЛУБА «ГЛОРИИ Н.». ДЕНЬ

Австро-венгерский броненосец подошел уже совсем близко: перед нами могучая свинцовая махина, вся в султанах черного дыма.

И тут маэстро Альбертини становится своеобразным выразителем всеобщего гнева; он как бы высвобождает огонь, бушующий в груди каждого из певцов, и сплавляет всеобщий гнев в возвышенную героическую кантату. Таков ответ музыки, ответ бельканто.

Маэстро Альбертини легким, изящным шагом пересекает палубу, становится в центре группы и, подняв свою дирижерскую палочку, исторгает из груди присутствующих чудесные гармоничные звуки, исполненные страсти и пафоса.

(Этот хор будет сопровождать все последующие события до 92-й сцены включительно.)

Музыкальная фонограмма

Нет, мы их не отдадим!

Нет, нет, нет, не отдадим!

Сгинь, развейся, злая сила!

Нам не страшен твой напор.

Сколько б ты нам ни грозила,

мы готовы на отпор.

Нет, не отдадим! Нет, не отдадим! (Несколько раз.)

О вечная радость, что светит

над морем, над всем этим краем!

Мы к тебе припадаем.

Корабельные стоянки

темнотой уже объяты,

но во тьме гремят раскаты,

тяжек ненависти зной;

хоть неистовствует злоба,

небо взрывами сверкает

пусть, о Мир, не умолкает

зов гармонии земной.

Паруса мятутся,

небеса трясутся,

голосят пещеры,

дым от алтаря.

Гневная Сивилла

свой фиал разбила

и вещать готова,

яростью горя.

Ну а видишь — пышет

и резни не слышит

день — сплошное диво,

как подарок свыше?

Кто там, в Элисии,

встретит наши тени:

Отче-вседержитель,

Матерь всех прощений?

Глянь-ка, кто тут стонет?

Глянь-ка, кто там тонет?

Кто других на битву

кличет за собой?

Тут слышны лишь охи,

там слышны лишь вздохи…

Здесь врага встречают,

здесь крепчает бой.

Вымыслы о страсти,

нежность и упреки,

радости, несчастья

нет вам возвращенья!

Ветерки и росы,

рощи и потоки,

солнечные плесы

нет вам возвращенья!

Скоро

мы свободу

принесем

народам

принесем

народам

Верь, душа, надейся,

продолжай боренье,

продолжай боренье

с врагом!

Победишь

путь отцов утвердишь.

72. КАЮТА ОРЛАНДО. ДЕНЬ

Пожилой журналист в кальсонах и рубахе, прихватив что-то из ящика, закрывается в ванной, не прекращая, однако, своего репортажа.