И пели птицы… - [5]

Себастьян Фолкс, 2004

Расставаясь с этим миром, я скажу в своем прощальном слове: то, что мне довелось увидеть, уму непостижимо[4]

Рабиндранат Тагор. Гитанджали (Жертвенные песнопения)

Часть первая Франция, 1910

1

Широкая тихая улица, именовавшаяся бульваром дю Канж, помечала восточную границу Амьена. Приходившие с севера, из Лилля и Арраса, фургоны направлялись прямиком к сыромятням и мельницам квартала Сен-Лё, не имея нужды заезжать на нее – колеистую, усыпанную палой листвой. Вдоль городской стороны располагались солидные парки, квадратные, с цивильной точностью отмеренные муниципалитетом и отданные стоявшим посреди них особнякам. Над влажной травой возвышались каштаны, сирени и ивы, предназначенные давать тень и покой владельцам. Выглядели парки заброшенными, неухоженными: тянувшиеся вглубь лужайки, буйно разросшиеся живые изгороди, за которыми укрывались полянки, тихие пруды и просто участки земли, не навещаемые даже обитателями особняков, поросшие под сенью древесных ветвей высокой травой и полевыми цветами.

За парками Сомма распадалась на узкие рукава, составлявшие живописную особенность Сен-Лё; по другую сторону бульвара раскинулись водные сады – островки плодородия, также разделенные речными протоками. В послеполуденные воскресные часы горожане катались по ним на длинных плоскодонках, отталкиваясь от дна шестами. По берегам сидели, сгорбившись над удилищами, рыболовы; те, что устраивались ближе к кафедральному собору, были в шляпах и пиджаках, те же что предпочитали водные сады, – в рубашках с короткими рукавами; каждый закидывал удочку, надеясь изловить форель либо карпа.

Крепкий, строгий фасад особняка Азеров взирал на улицу из-за железной ограды. У тех, кто проезжал мимо него к реке, не оставалось сомнений: дом этот принадлежит человеку почтенному. Скаты шиферной кровли, скрадывавшей необычную форму дома, спадали вниз под спорившими друг с другом углами. Из-под одного такого угла смотрело на бульвар мансардное окошко. Вдоль второго этажа особняка тянулся каменный балкон, с балюстрады которого поднимались к крыше побеги какого-то красноватого ползучего растения. Обшитая железом деревянная парадная дверь выглядела чрезвычайно внушительно.

Стоило попасть внутрь, выяснялось, что дом и меньше, и больше, чем кажется снаружи. В нем не было ни пугающе пышных комнат, ни раззолоченных бальных залов, зато были неожиданно просторные помещения и переходы, оканчивающиеся спускающимися в парк ступеньками; были неприметные коридорчики с дверьми, ведущими в маленькие гостиные, меблированные письменными столами и обитыми ковровой тканью креслами. Глядя на дом с дальнего конца лужайки, с трудом верилось, что в каменных кубиках, из которых он состоит, может поместиться такое количество комнат и коридоров. Полы во всем здании отзывались на людскую поступь явственно различимыми звуками, отчего гулкий воздух особняка со всеми его острыми углами и поворотами всегда полнился эхом незримых шагов.

Металлический сундук Стивена Рейсфорда прибыл сюда раньше хозяина и стоял у изножья кровати. Стивен извлек из сундука одежду, повесил запасной костюм в гигантский резной шкаф. Возле окна висела эмалевая умывальная раковина и деревянная вешалка для полотенец. Стивену пришлось встать на цыпочки, чтобы выглянуть в окно на бульвар, по другую сторону которого дожидался кого-то кабриолет, – лошадь потряхивала упряжью и тянулась к ветвям липы, норовя сорвать несколько листков. Стивен проверил упругость кровати, прилег на нее, опустив затылок на скрытый покрывалом подголовный валик. Комната была простой, но убранной не без тщания: ваза с полевыми цветами на столе, гравюры – уличные сцены Онфлёра – на обеих створках двери.

За окном стоял весенний вечер, солнце опускалось за кафедральный собор, вокруг дома распевали черные дрозды. Стивен ополоснул лицо, постарался, глядя в зеркальце, пригладить свои черные волосы. Уложил полдюжины сигарет в металлический портсигар и опустил его во внутренний карман пиджака. Извлек из карманов то, в чем больше не нуждался: железнодорожные билеты, записную книжку в синем кожаном переплете, ножик с единственным старательно заточенным лезвием.

Он стал спускаться вниз, к ужину, пугаясь звука своих шагов; ступени двух лестничных пролетов привели его сначала на второй этаж, к семейным спальням, а затем в вестибюль. В жилете и пиджаке ему было жарко. Несколько мгновений он простоял в растерянности, не понимая, за какой из четырех выходящих в вестибюль застекленных дверей могут находиться хозяева дома. Приоткрыл одну из них и увидел заполненную паром кухню, посреди которой служанка нагружала тарелками стоявший на большом столе из сосновых досок поднос.

– Следуйте за мной, месье. Ужин на столе, – сказала она, проходя мимо него.

В столовой уже сидели все члены семьи. Мадам Азер встала:

– О, месье, вот ваше место.

Азер пробормотал что-то, по-видимому, представления, – Стивен разобрал только два слова: «моя жена». Он принял протянутую мадам Азер руку, коротко поклонился. Двое детей смотрели на него с другой стороны стола.

– Лизетта, – сказала мадам Азер, указав на девочку лет шестнадцати с темными, подхваченными лентой волосами. Девочка изобразила вежливую улыбку и тоже протянула ему руку.