И пели птицы… - [181]

Ею владело жадное любопытство ко всему, связанному с ребенком. Конечно, она испытывала к нему материнские чувства, стремление оградить его от любой беды, но этому сопутствовало и уважение, временами почти благоговейное. Ребенок был отдельным существом со своим характером и своей судьбой; он выбрал Элизабет, чтобы созреть в ней, позволить ей произвести его на свет, но трудно было представить себе, что он не существовал – в каком-то смысле – еще до нее самой. Элизабет все не верилось, что они с Робертом из ничего создали самостоятельную человеческую жизнь.

Роберт, потратив несколько дней на изощренные обманы, запутывание следов и хитроумные игры с автоответчиком, исхитрился последнюю перед родами неделю провести рядом с ней. Он собирался остаться с Элизабет и после родов – пока она не оправится и не сможет перебраться к матери. Жена Роберта была уверена, что он отправился в Германию на какую-то конференцию.

Присутствовать при родах Роберт не хотел, а хотел просто быть под рукой на случай, если он вдруг понадобится. И потому арендовал в Дорсете коттедж на берегу моря, где она могла спокойно провести последние оставшиеся до родов дни, а он – присмотреть за нею. В Лондон они собирались вернуться за три дня до определенной врачами даты родов.

И все же пока они ехали в машине Элизабет по гэмпширским просторам, на душе у него было неспокойно.

– Что, если начнется раньше? – спросил он. – Что я должен буду делать?

– Ничего, – ответила Элизабет, неуклюже поворачиваясь на пассажирском сиденье, чтобы взглянуть на него. – Просто держать младенца в тепле. В любом случае первые роды обычно тянутся часов двенадцать, и даже при твоей скорости вождения мы успеем добраться до больницы в Пуле или Борнмуте. К тому же первенцы, как правило, преждевременно не рождаются. Так что не волнуйся.

– А ты стала изрядным знатоком этих дел, верно? – сказал Роберт, немного прибавив скорость в ответ на замечание Элизабет о его манере вождения.

– Прочла несколько книг. Больше мне летом заняться было нечем.

Коттедж стоял на склоне холма, у дороги, глядя фасадом на буколический сельский пейзаж, хотя от ближайшего города его отделяли всего минут пятнадцать езды. Передняя дверь открывалась прямо в гостиную с большим каменным очагом и обтянутой потертым ситцем мебелью. В старомодной кухне стояли засаленная плита, подключенная к баллону с газом, и буфеты со сдвижными стеклянными дверцами. Задняя дверь выходила в порядочных размеров сад, в дальнем конце которого возвышался большой каштан.

Элизабет все это страшно понравилось.

– Видишь ту яблоньку? – сказала она. – Под ней я поставлю себе кресло.

– Я его сам поставлю, – пообещал Роберт. – И хорошо бы мне поехать купить продуктов, пока магазины не позакрывались. Хочешь со мной?

– Нет. Я составила список. Я тебе доверяю.

– А вдруг у тебя начнется?

Элизабет улыбнулась.

– Не беспокойся. До срока еще восемь дней. Поставь туда, если можно, кресло, и все будет отлично.

Едва машина скрылась из глаз, как Элизабет почувствовала короткие, резкие схватки. Они смахивали на судороги в ногах, которые иногда случались у нее по ночам, только эти происходили в матке или где-то рядом.

Элизабет несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Страха она не испытывала. Ее предупредили, что иногда за пару недель до родов у женщин случаются ложные схватки, названные в честь врача, который первым их описал. Брэкстон, что-то там такое. Тем не менее стоило бы поискать телефонный справочник и выписать из него номер ближайшей больницы, вреда от этого не будет.

Зайдя в гостиную, она нашла все, что ей требовалось. К двери был прикноплен листок бумаги со списком, озаглавленным «Полезные телефоны». Список содержал номера и больницы, и местного доктора, жившего всего в пяти милях от коттеджа.

Облегченно вздохнув, Элизабет возвратилась в сад и уселась под яблоней. Еще один резкий спазм заставил ее ахнуть и положить ладонь на живот. Впрочем, боль скоро стихла. Уплыла, оставив в душе ощущение покоя и странного могущества. Новая жизнь билась в ней. Она, Элизабет, собственными силами породит дитя, которое продолжит странную историю ее семьи. И она подумала о бабушке, об Изабель, погадала, где и как та рожала. Была ли она в это время одна, напуганная своим позором, или кто-то – возможно, Жанна, – сидел рядом с нею? Мысль об одинокой, мучающейся болями Изабель растревожила Элизабет.

Нет, сказала она себе. Изабель все обдумала заранее. Жанна наверняка находилась при ней.

Час спустя вернулся с покупками Роберт, принес ей под дерево выпить. Он сидел у ее ног, а она ерошила пальцами его густые, спутанные волосы.

Душная августовская жара уже миновала, стоял теплый сентябрьский вечер.

– Еще несколько дней, – сказала Элизабет, – и все станет совсем другим. Даже представить себе не могу.

Роберт сжал ее ладонь.

– Ты справишься. Я помогу тебе.

Он приготовил ужин, выполняя указания, которые выкрикивала ему из гостиной Элизабет. Когда они сели за стол, уже стемнело и стало достаточно прохладно для того, чтобы разжечь камин. Комнату наполнили поднимавшийся из-под решетки дым и запах горящего дерева. Открыв входную дверь, они загнали дым в каминную трубу, однако сквозняк почти ничего не оставил от тепла.