И печатью скреплено. Путешествие в 907 год - [22]

– Зачем небесный свод человеку, имеющему то более прекрасное, чем небесный свод, – проговорил Стратимир, задумчиво улыбаясь.

Фома был удовлетворен. Он отошел от послов в сторону, оставив их наедине с их мыслями, – пусть прочувствуют силу ромеев, их исконное превосходство.

Через какое-то время, когда послы очнулись от первого, резкого, как удар, впечатления, их, казалось чуть покачивающихся, повели по храму. Евфимий, как было условлено, показал на фреску, где Лев VI был изображен перед Иисусом Христом.

Но тут Стратимир вспомнил, что он здесь находится по делу, кинул взгляд на довольного Фому и вернулся к прежнему ироническому стилю разговора.

Стратимир немного разбирался в христианской науке и спросил: почему василевс, если он знал Христа, не спас сына божьего от казни? Или он еще не был тогда василевсом, Лев? И был ли он тринадцатым учеником Христа? И не собирались ли и самого Льва распять по тем временам? И не друг ли василевс Понтию Пилату? И любит ли Лев так же ездить на осле, как Христос?.. Патриах, сдерживаясь, как мог, несколько замаскированно ответил в том роде, что один дурак может задать столько вопросов, что сто мудрецов не ответят. Посол сказал, что это еще полбеды: иной, ничего не спрашивая, может такое изобразить на стенке, что сто мудрецов не разгадают. На этом осмотр храма решили закончить.

Сообщение синклиту корпорации нищих, сделанное председателем оного синклита: о разговоре между председателем и русскими послами у фонтана во дворе святой Софии

Когда логофет, этериарх и Евфимий вышли с послами из храма, председатель синклита нищих обратился к послам с заверением. Доступно и красноречиво он объяснил, что в Городе знают: нет лучше купцов, чем русские; нет воинов хитрее, чем русские. Посол Стемид, показывая изумрудный перстень доместика третьей тагмы Романа, ответил, что от изумруда вытекают глаза у змеи, как известно, и что если бы он, Стемид, обладал змеиной хитростью, то уже перестал бы видеть свет. Однако он до сих пор хорошо различает, где светло, а где темно, – и слова эти были сказаны с особым значением.

В то же самое время чернобородый посол раздавал нищим у фонтана милостыню – ромейскими монетами, имеющими твердое хождение в Городе. «Вот вам по василевсу», – приговаривал он, так как то были монеты с изображением Льва.

В продолжение всей встречи блаженный Григорий Белый то и дело кричал: «Пропонтида сгорит, и славяне погибнут!»[6] Единственным видимым проявлением внимания послов к этим пророчествам можно назвать то, что русский архонт, раздававший милостыню, дал монету и Григорию.

Председатель заметил, что Фома и Евфимий были недовольны разговором, происшедшим, видимо, в храме. Вследствие чего председатель заверил послов, что ромеи – народ хотя и горячий, но терпимый и добросердечный. Стемид отвечал, что послам хорошо известны нравы ромеев, и он лишь сожалеет, что не все ромеи схожи в мыслях: например, нищие думают не то, что василевс, а купцы не то, что логофет дрома.

Председатель поблагодарил бога за щедрость русских послов и заверил, что эта добродетель русских известна всем в Городе. Посол Велмуд сказал председателю, что щедрым может быть только тот, кто хорошо знает цену себе и своему слову.

На этом встреча закончилась.

Тайна империи

Послы уже подходили ко дворцу, когда Стратимир сказал Фоме:

– Вы не то нам показывали, логофет… Мы не видели, как делают самый красивый в мире шелк и как готовят жидкий огонь, самое опасное оружие в мире. Мы не видели подземные дворцы – городские цистерны – и не узнали, как устроена вами подземная река, что приводит воду в город. Мы не поняли, как творится мозаика и как вашим художникам удается переплетать краски с тонкими, как волос, золотыми нитями. И как варится ваше вино, и где в Городе бьется монета…

– Все это – тайна империи, – тихо и гордо ответил логофет.

– Это сила империи. А ее-то нам видеть и не пришлось… И книги ваши о том не рассказывают, – добавил воевода.

– Зачем нужны такие книги? – настаивал на своем Фома.

– Я и так тебе сказал много.

Заложники

В русском лагере находились заложники за послов-воевод. Когда договаривались о том, кто это будет, Фома предложил Самону и доместика третьей тагмы Романа. Самону, несмотря на должность и титул, отвергли.

– Не ромей, да еще евнух, – сказал Стратимир. – Это не заложник от Города.

Фома, не любивший Самону, был и рад это слышать и не рад. Придирчивая разборчивость по отношению к паракимомену оскорбляла.

– Доместик Роман и эпарх Анатолий, – сказал свое слово Велемудр.

Фома не стал спорить. Эпарх так эпарх.

…Заложники – не послы. Князь допустил их к себе.

– Ты тот самый Анатолий, что приказал запереть Золотой Рог?

– Я приказал.

– А почему, ты можешь сказать русскому князю?

Эпарх повторил свою байку про ангела.

– Ангел только что сошел с коня, должно быть? – спросил князь.

– Нет. Даже во сне я могу отличить гонца от ангела.

– Я тоже могу отличить правду от выдумки.

Роман решил выручить эпарха:

– То же самое Анатолий рассказал и василевсу.

– Не стоит говорить одно и то же ромейскому царю и князю русскому, заметил Олег. – Мне тоже как-то приснился сон: будто русских купцов в Константинополе хотят лишить закона. Я проснулся и прибыл сюда. Разные бывают сны. Мне говорили, что в Константинополе эпарх смотрит за порядком на рынках?