И овцам снятся пастухи - [22]

Бетонное покрытие было старым и неровным. Кое-где пробивалась трава, повсюду стояли лужи. Молнии изредка освещали тёмные силуэты гигантских кораблей вдалеке. Когда мы добежали до первого корабля, стало понятно, что эта старая рухлядь оставлена здесь ржаветь на металлолом. Я бежал уже с трудом, хватая ртом воздух. Мати держался молодцом. Солдаты прикрикнули на нас, и мы двинулись дальше, забирая правее.

Следующий корабль оказался не лучше первого: одна опора прогнила, и он стоял, опасно накренившись на стартовом столе. Я наглотался дождевой воды, у меня жгло пищевод, а сердце так и норовило выскочить из груди. Отдышаться не получалось. Бегущий сзади солдат схватил меня за плечо больной руки и, не смотря на мои протестные вопли и матюги, поволок меня силком. Темп наш замедлился, мы забрали левее. Впереди показались тусклые аварийные огни взлётной полосы.

Небольшой, хищного вида челнок был едва заметен на огромном пустом лётном поле. Он стоял в полной темноте, габаритные огни не горели. Мы добежали до хвостового трапа и отдали солдатам плащи, поблагодарив их поклонами. Единственный пилот молча усадил нас в кресла и показал, что нужно застегнуть ремни. Мешки мы затолкали под сиденья. Он ещё что-то пытался нам сказать, но я всё равно ничего не понял. Перед глазами у меня замерцали звёздочки, я изо всех сил старался восстановить сбитое дыхание. Иллюминаторов в салоне не было, и я прикрыл глаза.

Челнок включил двигатели и начал набирать скорость. Когда челнок оторвался от земли, двигатели взревели, и нас вдавило в кресла. Кровь отлила от лица, я чуть было не потерял сознание. Это длилось довольно долго, а потом сразу наступила невесомость. Я почувствовал это по воцарившейся в салоне тишине, когда двигатели выключились, а следом и тошнота не заставила себя долго ждать.

— Может, отстегнёмся и потанцуем? — Предложил довольный Мати.

— Тебя что, совсем не тошнит? Мне бы лучше прилечь, — Сознался я.

— Тошнит, но я привычный: пол жизни в космосе, как-никак. Ну ничего, скоро уже вернёшься в свою тёплую постельку, а я тебе массаж сделаю. Это, конечно, если ты уже завязал со своими предрассудками, — И он мне подмигнул.

— Вот уж против чего не буду возражать, так это против ванной и массажа, но потом — честно — только крепкий здоровый сон. Часов двадцать. Или тридцать, — И я улыбнулся, а он улыбнулся мне в ответ.

Я вдруг ощутил, что этот человек стал мне близок. Впервые за много-много лет я обрёл друга. Бывает, что люди, попавшие в переделку, потом навсегда расходятся в разные стороны, чтобы каждый из них не напоминал другому о пережитом. Но мне не хотелось с ним расставаться, это приключение сблизило нас. И пусть мы никогда не будем любовниками в прямом смысле этого слова, потому что я пока не готов к этому, и не знаю, буду ли готов когда-нибудь, но я бы хотел улыбаться ему и видеть его ответную улыбку. Я бы хотел быть с ним рядом. Не знаю, надолго ли, ведь его природа возьмёт своё, но в его лице все эти книжные фразы про неразлучных друзей, про дружеское плечо и взаимопомощь вдруг вновь обрели ту детскую непосредственность и романтизм, которые я впервые испытал, когда подростком прятался по ночам под одеялом, читая на компьютере «Остров сокровищ», а блок реальности брызгал мне в лицо морской водой и скрипел снастями, источая запах мокрого дерева, табака и крепкого ямайского рома. Мысли путались у меня в голове.

— Мати, — Позвал я.

— Что? — Он тут же повернулся ко мне и внимательно посмотрел в моё лицо, на котором, наверное, застыла идиотская улыбка.

— Я хотел тебя спросить…. — Я всё никак не мог собраться с мыслями.

— Ну, говори же, что хотел спросить? — И он делано закатил глаза к потолку. — Рик, ты иногда такой тормозной бываешь!

— Вот ты был бы не против… — Я опять замолчал: меня начало сильнее подташнивать.

— Был бы не против чего? — Мати смотрел на меня хитрющими глазами.

Челнок начал маневрировать и травить воздух. С разных сторон доносилось шипенье, где-то совсем тихое, а где-то значительно громче.

— Ладно, когда мы состыкуемся, ты отоспишься, посмотришь со станции на Сибирь — там замечательные пейзажи — а посмотреть их ты можешь только со станции, ибо радиация такая, что деревья валит наповал, тогда и поговорим, — Сказал Мати устало.

— Погоди! — Воскликнул я, поддавшись внезапно пришедшей мне на ум мысли. — Всё сходится: они выбрали место, которое нельзя сравнить по ландшафту, так как никто в здравом уме не поедет делать топографические съёмки на Урал, боясь нарваться на радиацию!

— Когда не надо, так ты вон как быстро соображаешь, — Усмехнулся Мати. — И что это нам даёт?

— Да ничего, — Кисло ответил я. — Просто нас на станции ждёт не очень любезный приём. С цветами встречать нас не будут.

— Угу, мысль, конечно, здравая. Особенно в тот самый момент, когда мы уже шлюзуемся. А что они нам сделают? Ты же сам так говорил.

Ну что тут скажешь? Я нащупал пистолет в левом кармане брюк и, убедившись, что он на месте, почувствовал себя спокойнее.

Одна из панелей на полу поднялась вверх, образуя своего рода трап с поручнями, и под ней открылся шлюзовой люк. Мы осторожно отстегнули ремни и поплыли по коридору. Мати одной рукой цепко хватался за кресла, а другой тащил меня. Левой рукой я сжимал верёвки мешков, а правая так и болталась на перевязи. Мы аккуратно занырнули в люк, где нас подхватили на руки четверо азиатов в военной форме. Они забрали у меня мешки и понесли нас, как воздушные шарики, по центральному тоннелю. На них были ботинки с магнитными подошвами, поэтому в невесомости они передвигались довольно резво.