И нет этому конца - [33]

Вдвоем с Лундстремом мы быстро справились с перевязками. Впрочем, с одним старшим сержантом пришлось повозиться. У него осколком раздробило нижнюю челюсть. Безостановочное кровотечение и рвота едва не привели к удушью. Если бы не Лундстрем, я бы совершенно растерялся. Ему же случалось дежурить в академической клинике челюстно-лицевой хирургии, и он видел, как обращаются с такими ранеными.

Тогда, во время перевязок, мне было не до Саенкова. Вспомнил я о нем, когда потребовалось записать раненых в тетрадку. В последний раз его видели с Зиной — она на бегу хохотала, а он пытался догнать ее.

Меня охватило сильное беспокойство. Если старшина не явился, значит, что-то случилось. Даже ради Зины он не стал бы пренебрегать своими обязанностями.

Поручив Орлу отправить раненых в госпиталь, я устремился к пригорку, с которого они оба пустились бежать. Взлетел на него, и у меня разом оборвалось сердце. Я увидел на лугу двух солдат, засыпавших свежую воронку. А рядом с ними в одеревенелой позе, прикрыв лицо руками, сидел Саенков.

Вот и Зины не стало…

Чей теперь черед?

4

Мы сидели на бугре и напряженно гоняли по кругу самокрутку. Сегодня я курил впервые в жизни. Едкий махорочный дым ел глаза, драл в носу и горле. Уже после первых затяжек неприятно кружилась голова, но на душе стало чуточку легче.

И тут прибежал ординарец начпрода зенитчиков:

— Ребята, вы не видели нашу повариху?

Ему сказали. Он не поверил:

— Уже убило и уже похоронили? Ну, даете!

— Ось могылка ее, — показал Задонский.

— Да будет вам заливать! — и ординарец поискал вокруг взглядом. — Ее видели: она где-то тут околачивается!

— Та хиба такымы речамы шуткують? — заметил Бут.

— А кто вас знает! — продолжал сомневаться ординарец.

— Як що не вирытэ, спытайте тоди у товарища лейтенанта, — сказал Задонский.

— Может, вы все заодно?

Я пожал плечами: не разрывать же могилу, чтобы этот чудак убедился, что мы не врем?

— Братцы, скажите правду, — взмолился он, — куда она подевалась? А то у нас уже вода в котлах закипела, пора продукты запускать!

— Старшина, у кого ее документы? — обратился я к Саенкову.

Он посмотрел на меня и ничего не ответил.

— Ну, Зинины документы?

Он снова поднял на меня взгляд и опять промолчал. И это его затянувшееся молчание подействовало на ординарца больше, чем все наши слова.

В последнем вопросе — последнее сомнение:

— А в дивизион почему не сообщили, чтобы похоронить пришли?

— Так хоронить-то почти ничего не осталось. Прямое попадание, — ответил за всех Орел.

Окончательно поверив в случившееся, ординарец побежал с печальной вестью в часть…

Я накурился до одурения. Попробовал встать, и меня тотчас же повело в сторону.

— Товарищ лейтенант, ось погляньте! — показал мне на берег Витя Бут.

Наконец-то артиллеристам удалось вытащить тягачом из воды последнюю из утонувших автомашин с орудием. Но едва понтонеры подогнали под погрузку новый паром из надувных лодок, как начался очередной минометный обстрел.

— По местам! — скомандовал я.

Мы сбежали по косогору в ближайшие укрытия. Из них был виден весь берег, и мы могли добежать до любого раненого за считанные минуты.

Хотя мины ложились поблизости от парома, артиллеристы не прекращали погрузку. Сейчас судьба явно благоволила к ним, точно хотела оправдаться в их глазах за свое прошлое упущение. Сердце у нас то и дело замирало. Но иптаповцы снова и снова поднимались среди разрывов и мчались к своим машинам и орудиям.

И все-таки какой-то шальной осколок не промахнулся. Один из бойцов побежал, сильно припадая на ногу. Его подхватил товарищ, помог сойти в щель.

— Орел и Задонский, с носилками — за мной! — приказал я.

Мы рывком поднялись и помчались к раненому. Ноги, как всегда, вязли в песке, проваливались в воронки…

— Мина! — крикнул я, услышав ее приближавшийся тонкий посвист.

Носилки покатились в одну сторону, а мои оба санитара — в другую.

Мина упала метрах в пяти или шести позади нас. Возьми она чуточку левее или правее, всех бы изрешетило. А так она угодила за небольшой бугорок, и он загородил нас от осколков.

— Вперед! — крикнул я санитарам.

Они подхватили носилки и побежали за мной. Поправляя на бегу пилотку, я дотронулся до чего-то твердого и бугристого. Шишка на голове? Откуда она взялась?

Но тут мы подбежали к раненому, и я позабыл о ней.

Ранение у младшего сержанта оказалось неожиданно тяжелым. Осколок попал в пах и, судя по всему, проник в нижнюю часть живота. Раненый с каждой секундой чувствовал себя хуже и все время спрашивал меня: «Товарищ лейтенант, неужто придется помирать?» Я как мог успокаивал его.

Наконец мы уложили раненого на носилки, и санитары понесли его к стоявшей на косогоре машине. Я же остался перевязывать молоденького ефрейтора, который при нырянии в воду с тросом сильно поранил руку.

И в этот момент я ощутил на голове какое-то неудобство. Потянулся рукой — и вспомнил. Бугорок, к моему удивлению, свободно передвигался под материей. Я сдернул с себя пилотку и увидел, что он скатился за подкладкой к звездочке. Я похолодел. Это был большой и острый, как бритва, осколок. Он пробил пилотку и спокойно улегся между складками. Он не мог быть на излете: мины рвались совсем рядом. Очевидно, когда я прижимался щекой к земле, его полет остановил какой-то камень или железка. Одно ясно — четверть сантиметра левее, и мне была бы крышка…