И не только о нем... - [18]

Шрифт
Интервал

Бросил поводья выскочившему из дому и ждавшему их кучеру, кинулся не домой, а туда, туда, туда, в лабораторию, швырнув на ходу шубу, побежал к своим любимым и ненавистным колбам, пропустил небольшое количество очищенного хлороформа через хлористый кальций — он поглощает следы воды — и снова сделал, дрожа от страстного нетерпения, пробу на муть.

Образец, высушенный хлористым кальцием, мути не давал.

Мути не было!

Держа в руках пробирку, стал танцевать, сперва мазурку, потом полонез, потом польку-бабочку, что-то пел, ринулся к телефону, стал звонить лаборанту, разбудил его, спросонок тот ничего не понял, а поняв, закричал: «Урр-а! Бегу!»

Борис Ильич посмотрел на часы.

Три часа ночи.

Лаборант примчался в лабораторию тотчас же, и они уже вдвоем, и замирая, и еще не веря до конца, стали повторять манипуляции многократно, пока не убедились в неизменном результате — муть есть не что иное, как примесь воды.

И, убедившись в своем торжестве окончательно и бесповоротно, стали танцевать и петь уже вдвоем.

И, восстанавливая в памяти эти счастливые мгновения озарения, Борис Ильич никак не мог вспомнить, что именно они пели.

Полные душевного восторга, наконец решили пойти поспать. Теперь они имели право на сон — образец вполне чистого наркозного хлороформа, которого ждали тысячи раненых в лазаретах и госпиталях, найден!

Борис Ильич вошел тихо, на цыпочках, стараясь никого не будить. Однако в гостиной, несмотря на поздний час, все еще сидели Пастернак, Лундберг и Фанни Николаевна.

Все трое поняли по лицу Бориса Ильича — что-то случилось.

Борис Ильич сказал тихонько:

— Удалось. — И повторил торжествующе: — У-да-лось! Сегодня, в три часа ночи, я получил образец чистого наркозного хлороформа, ничуть не уступающего западным фирмам.

Фанни Николаевна уже доставала из поставца шампанское.

Пастернак был очень серьезен.

— Это все вышло, потому что мы поехали в лес. Лес и луна. И сердце, открытое состраданию. Не будь этого сердца, не было бы и открытия.

Евгений Германович разлил шампанское.

Молча чокнулись, молча выпили.

И неожиданно, размахнувшись, Збарский швырнул бокал об пол. Фанни Николаевна вскрикнула, Евгений Германович зааплодировал.

— Как я вас понимаю, — тихо сказал Пастернак.

Куда-то ушел, вернулся с веником и стал собирать осколки. Борис Ильич отнял у него веник, усадил за рояль.

Пастернак играл Скрябина.


УТРОМ БОРИС ИЛЬИЧ «ОТБИЛ» ТЕЛЕГРАММУ В ПЕТЕРБУРГ. На имя начальника Главного военно-санитарного управления принца Ольденбургского.

«Докладываю вам, что мною изобретен способ получения медицинского хлороформа для наркоза. Прошу ваших указаний. Урал, Всеволодо-Вильва, доктору химических наук Збарскому».

Трудно поверить, но уже тогда, в 1915 году, через час Б. И. получил ответную телеграмму. Ее содержание он и сейчас отчетливо помнит от первой до последней буквы:

ВСЕВОЛОДО ВИЛЬВА ТЧК ДОКТОРУ ХИМИИ ЗБАРСКОМУ ТЧК ЕГО ВЫСОЧЕСТВО ПРИНЦ ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ ПРИКАЗАЛ ЯВИТЬСЯ В ПЕТРОГРАД В СРЕДУ ДВАДЦАТОГО В ДВА ЧАСА ДНЯ НА АНГЛИЙСКУЮ НАБЕРЕЖНУЮ С ДОКЛАДОМ И ОБРАЗЦАМИ ВАШЕГО ХЛОРОФОРМА ТЧК ГЕНЕРАЛ ИОРДАНСКИЙ

Окрыленный и взбудораженный, Борис Ильич стал собираться в дорогу. Надо было спешить, генерал Иорданский уже назначил день недели и час приема — среда, два часа дня.

В лаборатории они заготовили склянки с образцами хлороформа. Обычно к чистому хлороформу, для того чтобы он не разлагался, прибавляли до 1/2% спирта. Но при этом удельный вес снижается. Ученому же хотелось представить также и образец совершенно чистого хлороформа, без примеси спирта, удельный вес которого точно соответствовал бы химически чистому хлороформу. Чтобы этот образец не мог в дороге разложиться, Збарский заказал небольшой ящичек с двойными стенками, обитый жестью. В промежутки между стенками он решил положить снег и по дороге на железнодорожных станциях его обновлять. Таким образом он рассчитывал сохранить драгоценный ящичек на холоде и избежать угрозы разложения.

Днем была получена и телеграмма от пермского губернатора, того самого, с двойной фамилией, который получал анонимки о революционной деятельности Збарского. Телеграмма повторяла приказ принца Ольденбургского о немедленном выезде Бориса Ильича в Петроград. Видимо, губернатор получил уже телеграфное указание проследить за своевременным отъездом ученого, и Збарский мысленно смеялся, думая, в какое изумление и смятение повергнула Лозино-Лозинского телеграмма из самого Петрограда, от самого принца Ольденбургского! Откуда и почему в столице империи могут знать само имя Бориса Ильича, и что за птица этот самый подозрительный тип Збарский, за которым уже следила губернская жандармерия…


УЕЗЖАЯ В ПЕТРОГРАД, он дал телеграмму в Москву Зинаиде Григорьевне, сообщавшую, что он выезжает в Петроград по вызову принца Ольденбургского, и снова мысленно улыбался, живо представляя ее искреннее изумление.

Остановился он в «Европейской» гостинице, и около часу дня, заблаговременно, был на Английской набережной во дворце принца, там помещалось Главное военно-санитарное управление.

Держа ящичек с образцами, поднялся по белой мраморной лестнице в приемную, его проводили к генералу Иорданскому.


Еще от автора Александр Петрович Штейн
Повесть о том, как возникают сюжеты

В книгу документально-художественной прозы известного советского драматурга Александра Штейна вошли рассказы о революции, о Великой Отечественной войне, о рядовых военных моряках и легендарных адмиралах, литературные портреты Вс. Вишневского, А. Лавренева, Ю. Германа, Н. Чуковского и других советских писателей, с которыми автор встречался на своем жизненном пути. В этой книге читатель встретит, как писал однажды А. Штейн, «сюжеты, подсказанные жизнью, и жизнь, подсказывающую сюжеты, сюжеты состоявшиеся и несостоявшиеся, и размышления о судьбах сценических героев моих пьес и пьес моих товарищей, и путешествия, и размышления о судьбах моего поколения…». О жанре своей книги сам автор сказал: «Написал не мемуары, не дневники, не новеллы, но и то, и другое, и третье…».


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.