И не осталось никого - [113]

— Марсия, возьми его с собой, — попросил Бенни.

— Я с удовольствием привезу это тебе сегодня вечером, — повторила Женевьева.

— Но мне ничего этого не надо, — возразила Марсия.

Так мы учились сочувствовать им. До их увольнения они были известны нам своими нервными тиками, нытьем, дешевыми предпочтениями, и всего днем ранее мы полагали, что если бы все это внезапно исчезло, то оно и к лучшему. А потом мы видели, как они несут свой бесполезный хлам к лифту, и они снова вызывали у нас жалость и превращались в людей.

Но Марсия отказалась брать его с собой и после объятий и слов прощания направилась к лифтам в сопровождении Роланда, неся одну только сумочку из джинсовой ткани, которая служила ей кошельком. Она, вероятно, не успела даже доехать до первого этажа, как Джим Джеккерс вернулся в ее кабинет и принялся рыться в оставленном бесполезном хламе.

Никто не верил, что Бенни позволит Марсии уйти вот так, не признавшись в своих чувствах. Он поклялся себе, что сделает это, и глупейшим образом известил о клятве остальных, но каждый раз, когда наступал подходящий момент, Бенни находил для себя новую отговорку. В понедельник после проказ Тома он был слишком занят и никак не мог выкроить время — собирал противоречивые версии случившегося и предлагал собственную. Это продолжалось и во вторник, а в среду он заявил, что слишком занят — работает над новым проектом. В четверг Джо сообщил нам, что Линн легла в больницу, и мы открыли дискуссию — нужно ли нам навестить ее. Но вот наступила пятница, и внезапно выяснилось, что Марсия уходит от нас навсегда, а Бенни так ничего ей и не сказал. Мы не могли понять, как это он совмещает в себе качества самоуверенного и деятельного сочинителя историй и застенчивого влюбленного. Джим вышел из кабинета Марсии с сувениром — копией статуи Свободы, которой она пренебрегла, стаканом и номером «Вог».

— Бенни, — провозгласил он, — ты что, так ее и отпустишь, ничего не сказав?

Так случалось каждый раз. Может, у кого-то были вполне обоснованные претензии, которые стоило высказать. Может быть, у кого-то имелся комплимент, который не следовало утаивать. Никто ничего такого не говорил. Ну, пока и не пропадай, обычно этим мы и ограничивались. Береги себя, удачи тебе. Мы ни слова не говорили о привязанности, уважении, восхищении. Но мы и не говорили: смотри, чтобы тебе на выходе не попало дверью по жопе.

— Но она ведь завтра приедет, чтобы вместе с нами навестить Линн? — спросил Бенни. — Так что я увижу ее завтра. Вот тогда и скажу. О чем тут говорить?

Но суббота наступила и миновала, мы навестили Линн, а он так ничего и не сказал. В следующий понедельник Марсия появилась внизу, якобы для того, чтобы взять страницу из книги Тома Моты.

На вахте внизу стоял Роланд, который не хотел пропускать ее внутрь даже в качестве посетителя.

— Извините, — сказал он, — после того происшествия мы не можем допускать уволенных работников в здание. Вам даже в вестибюле быть не разрешается.

Марсия убедила его позвонить Бенни.

— Пропусти ее сюда! — закричал в телефон Бенни. — Ты что — спятил?

— Я не могу это сделать, Бенни, — убитым голосом ответил Роланд, поглядывая на поедающую его глазами Марсию. — Это нарушение новых правил.

— Тогда скажи ей — пусть подождет, — попросил Бенни, вставая. — Я к ней спущусь.

Он попытался пригладить жесткие, как проволока, волосы, глядя в мутноватую латунную отделку лифта. Спустившись вниз, он подобрал живот и вышел вместе с несколькими другими служащими. Было время обеда. Люди входили и выходили во вращающиеся двери.

— Она что — похожа на террористку? — спросил Бенни, подходя к Роланду.

— Таковы новые правила, Бенни!

— Не надо его ругать, — вступила Марсия. — Он всего лишь исполняет свои обязанности.

— А ты чего пришла? — спросил Бенни.

Она сказала, что вернулась, чтобы разобрать кресло Криса Йопа, на котором прежде сидел Эрни Кесслер, чтобы по частям выкинуть его в озеро.

— Нет проблем, — ухмыльнулся Бенни. — Давай выйдем — поговорим.

Вот поэтому-то мы, направляясь на обед, видели, как они разговаривают, стоя около здания. Этот час мы провели в догадках — зачем вернулась Марсия и что это они там обсуждают. Может быть, он ей нравился. Может быть, Роланд на вахте задавал себе те же вопросы, поскольку, хотя Бенни и отругал его за то, что он, руководствуясь новыми правилами, не пропустил Марсию, мы знали: эти двое — друзья и Бенни посвятил Роланда, как он посвятил и всех нас, в тайну своей безумной любви до гробовой доски.

«И что же ты собираешься с этим делать, Бенни?» — спрашивал Роланд.

«Я ей все скажу, — заявил Бенни после эскапады Тома. — Я себе это пообещал и теперь непременно сделаю».

Возможно, именно это теперь и происходит вот здесь, у здания, подумал Роланд и возвратился к своей бумажной работе, которой у него, слава богу, было немного. Когда десять минут спустя он снова поднял голову посмотреть, как там идут дела, — Бенни и Марсии уже след простыл.

Роланд вроде бы смотрел прямо на них, когда они проходили через двери, но они спрятались в группе возвращающихся с обеда юристов, чья фирма размещалась ниже нас, и он, решив, что все в порядке, отвел взгляд. Они свободно прошли в здание и, выйдя из лифта на шестидесятом, вместе направились в бокс Джима.