...И многие не вернулись - [78]

— Да не из Лыджене ли ты или из Чепино?

— Разве я не сказал — из Батака я!

Она поняла, что я солгал, но не рассердилась. Видно, она не умела вообще сердиться. Я и потом никогда не видел ее рассерженной или мрачной.

— В тех местах есть теплая вода, — добавила она. — Мне довелось побывать в Лыджене после войны.

И баба Мария рассказала одну трагическую историю.

…Еще перед Балканской войной она вышла замуж за Минчо Хала[32]. Прозвище это ему дали из-за его силы: работал за троих, а на состязаниях по борьбе, которые проводились на окраине села, никто не мог свалить его на землю. Скопили они на дом, народили детей. Но радость их длилась недолго. Начались войны — одна, другая, а затем третья, и она почти не видела его дома.

После окончания войны его демобилизовали где-то у Неврокопа. Минчо направился домой через Сатовчу и Доспат, поскольку это был кратчайший путь. Его предупредили, что в тех местах орудуют жестокие бандиты, но он не принял это во внимание.

— Чего мне бояться? — говорил он. — Моей бедностью им лакомиться, что ли?

Бандиты погубили его где-то в черных доспатовских лесах. Подстерегли возле какого-то моста, крикнули, чтобы лег лицом вниз.

— За что, люди? — спросил Минчо. — С войны возвращаюсь, бедный человек я…

Над его головой просвистели две или три пули. Он бросил сумку и кинулся на дорогу. Из леса вышли главарь банды с поседевшей щетинистой бородой и молодой мужчина в чалме. Молодой уселся сверху на Минчо, завел ему руки за спину и привязал их к поводьям лошади. Потащили его в лес, где пряталась вся банда. Грабители поняли, что, кроме солдатской одежды, у него взять нечего.

— Отпустите! — взмолился Минчо. — У меня жена, дети! Кто же их прокормит!

Не пожалели…

Потом стало известно, что Минчо был их двадцать четвертой жертвой.

Бандитов поймали, и доставили на суд в Неврокоп. На заседание вызвали Марию с дедом Иваном, отцом Минчо. Но дело затянулось, и они вернулись домой. Вызвали их вторично, но слушание дела снова не было закончено. Они собрались домой. На окраине города их остановил знакомый учитель.

— Какой дорогой вы пойдете? — спросил он.

— Через Якоруду и Яденицу, — ответил свекор.

— Ни в коем случае! — произнес учитель. — Возле Яденицы вас ждут убийцы. Родственники бандитов… Идите другой дорогой…

— Тогда мы пошли через Лыджене, — закончила баба Мария. — Сколько же мы страха натерпелись! Не за себя, за детей. Кто же за ними присмотрит, если и нас прикончат. Трое мальчиков и две девочки. Старшей десять лет, а младшему нет и года. Весной родился, а отца его осенью убили. Такое было время…

2

Задержался я в доме бай Петко. День я проводил в комнате хозяев, но если во дворе появлялся посторонний человек, то я перебирался в другую комнату, а оттуда — в хлев, к коровам. Здесь настолько все было приспособлено для того, чтобы можно было незаметно уйти, сделано это было так хорошо, что я даже подумывал, не предусмотрели ли хозяева этот тайный выход, еще когда строили дом.

Как-то я остался на короткое время в доме один. Присел к печке и читал какую-то книгу. Неожиданно залаяла собака и бросилась к воротам.

— Петко-о-о! Божана-а-а! — крикнул кто-то с улицы.

Собака начала бросаться на ворота. Вскинется, зарычит, но не лает. Я разозлился, что именно сейчас никого нет дома. Спрятался за занавеской и стал ждать.

Человек крикнул еще разок-другой, но, увидев, что никто не откликается, просунул руку в щель и открыл ворота. Ему было за шестьдесят, у него было загорелое лицо и выгоревшие на солнце волосы. За ним во двор вошла девочка лет десяти. Собака радостно завертелась вокруг них.

Я быстро выскочил в другую комнату — и оттуда в хлев. Незнакомцы вошли в дом. Старик пробормотал что-то, прошел через вторую комнату и вошел в хлев. Мы оказались лицом к лицу. Он вздрогнул и отступил назад.

— Ну чего раскричался? — спросил я. — Нет их, хозяев!

— Если их нет, так что же ты здесь делаешь?

Я ответил, что я их гость. Тот окинул меня взглядом с головы до ног и сказал:

— Хе! Такой, как ты, в этом доме не первый.

Так я встретился с отцом тети Божаны — дядей Илией из Говедаре. Он пришел в Пищигово с одной из своих внучек, чтобы навестить свою дочку. Они остались на три-четыре дня. Погода была холодная. На дворе бушевала вьюга, и дядя Илия подолгу стоял у печки. Рассказы его были интересные, умные. Из множества историй, которые я услышал от него, в моей памяти остался рассказ о бунте говедарчан в 1930 году.

…Перед выборами, в село нагрянули агенты полиция и жандармы. Богачи встретили их хлебом-солью. Наелись, напились полицейские и в первый же день пошли по селу: кричали, грозились, что скоро кое у кого головы полетят. В субботу отправились на хоро[33] и там начали буянить, приставать к женщинам. Несколько парней попытались их усмирить, но полицейские всех разогнали.

На следующий день площадь перед школой, где был избирательный пункт, заполнилась народом. Из толпы вышел крестьянин и направился в школу.

— Ты куда? — окликнул его сельский староста. — Мы тебе ноги переломаем!

Крестьянин посмотрел на старосту.

— Я доверенное лицо и должен войти…

— Здесь не место коммунистам!.. — прокричал староста.