...И многие не вернулись - [77]

Шрифт
Интервал

Наступит решительный час…
Чтоб в душах бедняцких, как знамя,
Свободы алела заря,
Клянемся покончить с врагами
В кровавые дни сентября!..

Комиссар Манол Велев взобрался на стол посреди площади, поднял руку и обратился к крестьянам. Его лицо пылало, на лоб свесились курчавые пряди.

— Братья и сестры! Советские воины принесли нам свободу! Преступная фашистская власть пала! Наступил день, за который погибли лучшие сыны народа…

В ответ тысячи рук, сжатых в кулак, поднялись над площадью.

Женщины в черных платках, матери и жены погибших, вытирали слезы — это были и слезы радости, и слезы печали…

Чепинцы встретили нас еще более восторженно. На главной улице и на площади нас ждало все село. Отцы и матери, близкие и друзья не отходили от нас ни на шаг.

К вечеру наша бригада вернулась в Лыджене и расквартировалась в здании школы.

Начинало темнеть. Со стороны леса подул ветер, зашумели фруктовые сады, ломившиеся от зрелых плодов. Во дворах темнели груды подсолнухов, пахло грушами, и яблоками, а на окраине разгуливали коровы и козы: пастухи давно их пригнали, но никто не приходил за ними. От радости люди забыли про все свои дела.

Далеко за полночь я зашел во двор своего родного дома. Никто не спал — ждали меня. Моя больная сестра разрыдалась. Мы присели под старой грушей.

— Завтра уезжаем в Пазарджик, — сказал я матери. — Зашел на минутку, только взглянуть на вас…

Мама ничего не сказала. Спустилась в погреб и принесла кувшин козьего молока. Я выпил молоко и тут же встал. Мне стало как-то не по себе, что-то сдавило горло. Подошел к матери. Почувствовал ее горячее прерывистое дыхание.

— Мне надо идти, мама, — сказал я каким-то не своим голосом. — Сейчас в Пазарджик, а оттуда — на фронт.

— Надо! Опять надо!.. Когда же это кончится!

Я улыбнулся ей смущенно. Она поняла и, не имея сил вымолвить ни слова, жестом отпустила меня.

И я ушел.

СЕРДЦА ВСЕ КРОВОТОЧАТ

1

Кто меня привел в дом Петко Минчева из Пищигово, я уже и не помню. Мы выбрались из Пазарджика, где нам грозила опасность, и двинулись в путь. Стояла непроглядная ночь, одна из тех бесконечных и промозглых ночей, которые три с лишним десятка лет назад превращали Тракию в черную бездну.

Перед мостом через Луду Яну на нас чуть не налетел какой-то всадник. Копыта лошади ударялись в прогнивший чернозем глухо, словно были обмотаны тряпьем. Мы пригнулись у края дороги, и всадник нас не заметил, но конь шарахнулся в сторону и заржал. Выругавшись, всадник поскакал дальше. Куда его понесло? За нами гналась полиция, а его кто преследовал по этому мертвому полю?

В село мы добрались после полуночи. Обогнули одноэтажное здание общины и двинулись по узкой улочке. С двух сторон на нас с лаем набросились собаки. Из общины отозвался патрульный. От его тягучего голоса у меня по спине пробежали мурашки. Это было начало 1942 года, и мы только делали свои первые шаги в вооруженной борьбе.

Мы пересекли какой-то двор и постучались в дверь одноэтажного, побеленного известью дома. Никто не отозвался, но внутри послышались шаги. Вскоре кто-то выглянул из окна и, не спрашивая, быстро открыл дверь и ввел нас в сени. Проводник мой пожал мне руку на прощание и исчез в темноте ночи. Зажглась лампа.

— Добро пожаловать! — встретила меня старая женщина с кроткой улыбкой и живыми глазами.

В спешке только набросив на себя старую черную кофточку, она сейчас ее торопливо застегивала. Вошли в комнату. Женщина подала стул. Я хотел было сесть, но заметил грязь на своих ногах и смутился.

— Ничего, ничего! Лишь бы в душе не было грязи, а на ногах не страшно… — Эти слова принадлежали Петко Минчеву, плечистому мужчине с таким же добрым, как и у его матери, бабы Марии, лицом. Речь его текла плавно, напевно. Появилась и его жена. Ей было не более тридцати пяти лет. Густые каштановые волосы касались ее плеч.

Прежде чем прийти в Пищигово, я обошел полдюжины сел. Побывал во многих домах, и почти всюду меня принимали как желанного гостя, а здесь встретили с какой-то особенной теплотой. Только теперь я понял, что многие другие, как и я, находили здесь приют и были приняты так же.

Пока я снимал обувь и приводил себя в порядок, баба Мария приготовила ужин и позвала меня. На низком круглом столике я увидел розовое сало, посыпанное красным перцем, яичницу и белый хлеб, какого в те годы и не пробовал.

— Бедная твоя мама! Что она там думает? — вздохнула женщина. — Жива ли она? Сам ты откуда?

— Жива, — ответил я.

Хотелось продолжить разговор, но по неписаным законам конспирации я уклонился от ответа. Ей, как и всем другим, которые принимали меня в своих домах, нечего было скрывать и незачем. Ведь я был в ее доме, видел всех. Через неделю-другую я их покину, и они так и не узнают, куда я девался. А они останутся в этом доме, их судьба находится в моих руках и в руках десятков других, которым они предоставляли убежище. Я всегда сознавал, что это несправедливо. И может быть, поэтому я ответил бабе Марии:

— Из Батака я.

— Может, и оттуда! — сказала она и замолчала.

Через несколько дней я проговорился, что в нашем краю множество минеральных источников. Баба Мария стрельнула в меня своими живыми глазами. Встала из-за стола и улыбнулась:


Рекомендуем почитать
Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рембрандт ван Рейн. Его жизнь и художественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Абель Паркер Апшер.Гос.секретарь США при президенте Джоне Тайлере

Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.