И мне будет тепло - [29]

К ущелью Сагенай подъезжал в полной боевой готовности. Командиры пятерок — тоже священники-заклинатели второго уровня, сосредоточенно готовились к бою, укрепляли ментальный щит, наученные горьким опытом блокировали все жизненно важные центры. Одному адепту нечистого не справиться с таким воинством. Вот только многотонной каменной глыбе совершенно наплевать на ментальный щит…

Увидев Малейна, Сагенай мгновение стоял в растерянности, а затем радостная волна затопила сердце и разум. Бой, первый бой в его жизни, не состоялся. И молодой священник был искренне рад этому. Ему никогда не нравилось убивать, но еще больше, он боялся, что погибнет кто-то из его подчиненных. Как он сможет разговаривать с их матерьми и вдовами, потом, когда вернется в Мельт? А ведь они спросят, обязательно спросят. Даже если никто из них не проронит ни слова — все равно, натренированный разум услышит несказанное. И никакая радость победы не заглушит терпкую горечь их скорби.

* * *

В Слаузе отряд задержался на несколько дней. Надо было дождаться две оставшиеся пятерки, одна из которых шла берегом океана, а вторая пробиралась почти у самого подножья западных гор. Кроме того, усталым людям было необходимо отдохнуть и наконец-то расслабиться от постоянного напряжения, почти незаметного в походе, но все-таки выматывающего силы и душу.

Ну а последним, хотя и не столь важным аргументом, был весенний фестиваль. Почти по всей Канде свадьбы играли осенью, когда собран урожай, и можно наконец-то отдохнуть от тяжелых земляных работ. Но в рыбацких поселках свадьбы играли в начале лета. После того, как на нерест проходили косяки сельди и тунца. Потом, осенью, рыба пойдет обратно, и снова в поселке будет не до свадебных игр. Но сейчас, когда ночами светло, а сердце дурманит густой запах сирени, не было ничего важнее любви.

Приготовления к фестивалю начались рано утром. Задымились очаги, белесый дым от десятков печек струился ввысь, к синему безоблачному небу. Стояло полное безветрие, и казалось, что сам Всевышний протянул к поселку свои полупрозрачные пальцы.

Главное действо должно было начаться после полудня, как только спадет дневная жара. Сразу после сытного обеда группа ребятишек, постукивая в костяные барабанчики, начала обегать дома. Малышня стучала в дверь, радостно тараторила все, что знала о празднике, и, подхватив честно заслуженное угощение, вприпрыжку убегали к следующему дому.

Начался праздник с состязания лучников. Среди рыбаков немногие держали лук и стрелы — стрельба не пользовалась популярностью в северном поселке. И все же в круг вышло около двадцати человек.

Первый тур был совсем простой — с расстояния в двадцать шагов попасть в деревянную дощечку. И все же несколько парней, беззлобно переругиваясь со зрителями, вышли из круга.

Затем дощечки отодвинули, увеличив дальность вдвое — и еще несколько молодых рыбаков перешагнули нарисованную на земле черту. В третий раз мишень унесли больше чем за сотню ярдов. К тому же совершенно неожиданно подул сильный западный ветер. В круге осталось всего пятеро человек: двое священников — Сагенай и Нели, двое рыбаков и один местный, пожилой киллмен, видимо, выслужившийся страж границы.

На этот раз цель снова была всего в двадцати шагах. Вот только попасть в кольцо вдвое меньше ладони, оказалось сложнее, чем всадить стрелу пусть и в дальнюю, но большую мишень.

Один из рыбаков огорченно бросил лук на землю — стрела зацепила кольцо, пролетев всего в четверти дюйма правее. Подошедший младший судья потрепал охотника по плечу, шепнул что-то успокоительное на ухо. Затем отошел к кольцу. Резким движение раскачал его и отбежал в сторону, чтобы не мешать лучникам целиться. Две стрелы прошли сквозь кольцо почти одновременно. Пожилой киллмен и двое оставшихся рыбаков целились дольше, ожидая, пока кольцо немного успокоится. Наконец пожилой воин разжал пальцы.

Последним выстрелил широкоплечий, с вислыми черными усами рыбак. Засвистели расстроенные зрители — стрела пролетела в пяти дюймах от покачивающегося кольца. Неудачный лучник только пожал широкими плечами и спокойно, словно сытый медведь, отошел за круг. Оставшийся рыбак так и не выстрелил. Опустил дрожащие руки и медленно, не произнеся не слова, переступил нарисованную черту.

Пожилой киллмен оглядел своих соперников, хмыкнул в усы и, тяжело переваливаясь, подошел к старшему судье. Что-то сказал ему, отмахнулся в ответ на просьбу, и забрав с судейского стола свои стрелы, вышел из круга.

Следующий, последний тур, назывался «сокол и голубь». Один из лучников становился соколом, а другой голубем. Сокол должен был сбивать стрелы противника, не давая им воткнуться в доску. Затем роли менялись. Чьих стрел окажется больше — тот и победил.

По жребию соколом выпало быть Сагенаю. Священник проверил стрелы в колчане, осмотрел лук, выискивая — нет ли трещины, и, позируя, отошел на свое место — чуть в стороне и на пять ярдов ближе к цели. Мишень на этот раз поставили в пятидесяти ярдах — чтобы и дострелить не сложно было, да и целиться приходилось.

Старший судья ударил в гонг. Нели вскинул лук. Разжал пальцы. И следом, не давая противнику опомниться, полетели вторая, третья, четвертая стрела. Колчан опустел за полминуты, только ахнули пораженные зрители — никто не успевал проследить за полетом, лишь мелькали перед глазами перекрещивающиеся в воздухе черточки.