И это называется будни - [51]

Активные боевые действия на том прекратились, началась позиционная война — обе враждующие стороны засели в окопах, приняв выжидательную тактику.

Не так легко творческому человеку отказаться от выношенных планов. Вера Федоровна давно уже в мыслях своих готовилась к этой постановке, видела ее в своем воображении, решила по-своему ряд сцен, провела предварительную работу с ведущими исполнителями — Зоей Агейчик и Виктором Хорунжим, поставив перед ними задачи и сверхзадачи, обязала перечитать «Бедную Лизу», «Вешние воды», «Повесть о первой любви», всячески настраивала их на лирический лад, что особенно нужно было Хорунжему, по натуре своей человеку весьма прозаическому. Уникальный альбом театральных одеяний, подаренный Збандутом после того, как он побывал на «Баядерке», помог Вере Федоровне подобрать костюмы, художник уже набросал эскизы декораций, эффектных и недорогих. Последнее обстоятельство было особенно важным — средства на постановку, хотя Збандут распорядился выдать некоторую толику из директорского фонда, все же были довольно ограниченными. Короче говоря, всеми помыслами своими, всеми чувствами Вера Федоровна ушла в новый спектакль. И тут катастрофа, затор с самой неожиданной стороны — в своей семье.

Долго размышлять над мотивами поведения сына Вере Федоровне не пришлось — конечно же ревнует Зою к Хорунжему, но как случилось, что взбунтовался муж? Из солидарности с Женей? Из сострадания к нему?

От прямых вопросов ее удерживала какая-то непонятная стеснительность. Она не любила выжимать, привыкла, что и муж, и сын всегда были с ней предельно откровенны. Решила немного подождать, будучи уверена, что мужчины в конце концов придут к ней с повинной, раскроются сами.

Ревность к Хорунжему проснулась у Жени еще с того времени, когда Вера Федоровна поставила «Баядерку». Танцуя Никию, Зоя так входила в роль, так влюбленно смотрела на Виктора — Солора, будто на самом деле была ослеплена им. Уже тогда у Жени родилось опасение, что вот так, изображая любовь на сцене, можно в конце концов пробудить в себе совершенно реальное чувство.

Оттого каждое касание их тел, даже скользящее, причиняло ему почти физическую боль. Женю вполне устраивал «Бахчисарайский фонтан». В этом балете тела танцоров не сплетаются во взаимном порыве, страстное вожделение одного разбивается об отвращение другой. Не желая принадлежать нелюбимому, Мария отвергает домогательства хана Гирея, отвергает даже ценой собственной жизни. А Шекспир дает необъятную возможность продемонстрировать обоюдное влечение, зарождающуюся любовь, воспламенившуюся страсть.

Но, воюя против «Ромео и Джульетты», Женя опасался, как бы не попасть из огня да в полымя. У него не было никакой гарантии, что мать не ухватится за что-нибудь аналогичное, от чего легче не станет, — ну, допустим, за «Легенду о любви». Там целомудреннейшее адажио в первой части перекрывается таким любовным экстазом, таким бурным всплеском эротических желаний во второй, что пожалеешь и о Шекспире.

Только Вера Федоровна не собиралась отказываться от своих планов. Ей хотелось преподнести молодежи именно шекспировскую песнь чистой любви, той любви, которая способна на смертельный риск, на самопожертвование. А вот противодействие ее замыслу со стороны самых близких людей, их загадочный блок не только удручали ее, но и повергли в смятение. Когда ей ставили рогатки клубные деятели, предпочитавшие русский перепляс или молдовеняску классическому адажио из «Лебединого озера», это ее злило, но не удивляло — таков был их уровень в ту пору, когда она взялась создавать балетную группу. А сейчас она растерялась, как человек, провалившийся на исхоженном месте в неизвестно откуда взявшуюся хорошо замаскированную яму.

Еще неделя была потеряна на поиски выхода из тупика. В конце концов Вера Федоровна нашла себе помощника — жил в городе глуховатый дирижер-чех, давно вышедший на пенсию. Этот истосковавшийся по делу человек охотно согласился «встряхнуться», даже не осведомившись, будут ли ему платить за труд. Когда работа закипела и Игорь Модестович понял, что забастовка, по сути, сорвалась, он тут же капитулировал, признавшись в том, в чем и подозревала его жена.

Вера Федоровна отреагировала на его повинную вспышкой возмущения.

— Тоже мне домашний репертком! Мало официальных. И как ты мог пойти у него на поводу! Спектакль посмотрят тысячи зрителей, ради этого можно пренебречь псевдодраматическими переживаниями одного человека, даже собственного сына. Кстати, пусть напереживается, пока не женился. Может, одумается. Ничего хорошего из этого союза не получится. Это я говорила и буду говорить. А участятся гастроли, выездные спектакли — что тогда? А постоянный соблазн ухода на профессиональную сцену? Замучает и себя, и ее, и замучаются оба. И самое страшное в том, что они понимают, в какую липучку могут попасть.

— Понимают, — согласился Игорь Модестович, — однако это их не образумливает.

— Как сказать. Насколько мне известно, Зоя никаких обязательств Женьке не дает. Где-то подспудно ее гложет мысль, что он свяжет ей руки. Поговорил бы ты с ним, Игорь, по-мужски. Это, кстати, не тот вопрос, и у него не тот возраст, когда мать может иметь какое-то влияние.