И это называется будни - [39]

С этого дня Серафим Гаврилович стал приходить в дистрибуторскую ежедневно и просиживал там всю смену напролет. Но странное дело: пока он стоял рядом с Сениным, все казалось проще простого, а стоило остаться на пару минут у пульта одному, как он терялся и начинал чувствовать полную свою беспомощность.

Временами им даже овладевало малодушие. Хотелось снова вернуться в мартеновский цех да стать к своей печи, где все под силу, все по сердцу и все с руки. Но оставить без присмотра Юрия ему никак не улыбалось. И самолюбие удерживало. Возвращение назад было бы расценено как поражение. И в одном цехе, и в другом. Попрыгал — и не выдюжил. А уж Юрке и подавно дал бы повод для зубоскальства. Хлопец он бесцеремонный и по части колкостей мастак.

Серафим Гаврилович все чаще задумывался о Юрии. Держится как-то неподступно. И не только теперь, после армии. В школе еще начал отстраняться. Борис тоже отстранялся, но у него это от преждевременной зрелости шло, от рано пробудившейся самостоятельности. Юрий же именно отчуждается. А чтобы в душу пустить — на такую благость не рассчитывай. Словно опасается, как бы не увидели в ней что-то неподходящее. И разговаривает он по-особому, от всех Рудаевых отлично. Всегда с улыбочкой, но слова выпускает с расстановкой, взвешивает каждое, как сквозь калибровочную сетку проталкивает. В компании выпьет, разойдется — и таким бесконтрольным да бестормозным выглядит. Так и кажется: вот распахнулся парень! А на поверку? Больше того, чем сам поделится, не выудишь, глубже того, чем сам приоткроется, не увидишь, и не может судить о нем даже отец родной, что он за человек. Добрый или не очень? Корыстный или попросту практичный? Честный или себе на уме? Долго еще обдирать его придется, пока обнаружится здоровая сердцевина. А сам он думает что-нибудь или живет как придется: день да ночь — сутки прочь?

Первое время Юрий так и жил. После воинской службы с ее железной дисциплиной и круглосуточной зависимостью «гражданка» показалась ему раем. Отработал свои восемь часов, правда, до седьмого пота, но вымылся в бане, оделся щеголем — и на все четыре стороны. Свободен, как птица. Разве что отчий кров немного стесняет его. Ни погулять допоздна, ни выпить лишнего, ни пригласить в гости. Обязательно то отец подсядет, то мать привяжется со своими ветхозаветными разговорами. «Маевки под надзором жандармерии», — жаловался он приятелям. Но последние дни настроение у Юрия заметно омрачилось — не заладилось на производстве. Продувку повели интенсивнее, и конвертор стал капризничать. Больше всего донимали выбросы. Вымахнет из конвертора металл со шлаком, да такая силища, что все позаливает кругом. Страшно становилось, когда представлял себе, что может попасть под эту лавину. А застывало выброшенное месиво — площадка точно броней покрывалась, приходилось отдирать ее ломами да крючьями. Слабаки сразу пали духом, начали увольняться. А его удерживала гордость — как-никак боец Советской Армии, пусть необстрелянный, но боец. И брат заверил его, что трудности эти временные, скоро кончатся. Впрочем, он знал уже, что временные трудности зачастую превращаются в долговременные, а бывает — и в постоянные.

Теперь Юрий с завистью стал поглядывать на помещение дистрибуторщиков. Сидят в будке за стеклом, как музейные экспонаты. Не жарко, не холодно, и мухи, как говорится, не кусают. Пульты управления внутри, щиты с контрольно-измерительной аппаратурой, вращающиеся кресла, кондиционированный воздух, дневной свет, зимой и летом одна температура, одинаковая влажность. А работа — кнопочки да ручки. Одни нажимай, другие поворачивай. Классная работа — не пыльная и прибыльная. И спецовка дистрибуторщику не нужна тяжелая брезентовая. Можно в цех в галстучке приходить. Сенин так и приходит.

Горько сознавать Юрию, что работа дистрибуторщика ему недоступна. Знания нужны, Сенина и взяли потому, что есть у него опыт сталевара, к тому же учится в институте. В смене «Б» дистрибуторщик техникум кончил, в смене «В» хотя ничего не кончил, но практики имеет лет десять — привезли из Кривого Рога. Ас. Только говорят, что криворожцы отдали его с легким сердцем, чтобы не портил статистику, — у них там все со специальным образованием. Вот и приходится пораскинуть мозгами — учиться дальше и продвигаться или присохнуть на одном месте.

Досадно Юрию. Парень он смекалистый, верткий: все-таки моторы чинить — не глину месить. Иногда злость берет на себя — зачем сюда притянулся? Мог поехать на Дальний Восток, на Сахалин, на Камчатку — мотористы всюду нужны. Погулял бы, во всяком случае, по морям и океанам. Оседать на месте куда приятнее, мир посмотрев. Но вспомнит о Жаклине — и приглохнет злость. Не вернись он домой, не знать бы ему такой привязанности. Очень уж увлекла его девчонка. День не увидит — ходит уже сам не свой. На четверть часика забежит словом перемолвиться — и посветлеет над головой небо. А что она нейтралитет соблюдает, держит на расстоянии — это пока нисколько его не тревожит. Даже нравится. Слишком много развелось нынче предприимчивых девчат. Сами липнут, сами вешаются на шею.