И еще была любовь - [21]

Вместе с офицерами, свободными от дежурства, мы купались в реке, ловили рыбу. Она была крупной, и её было столько, что чистить и варить никому не хотелось – было жарко и сонно.

– Давайте отдадим её в столовую! – пришла спасительная идея…

…К вечеру следующего дня я возвращалась домой – ты остался на дежурстве. Дорога лежала через степи Заволжья, рейсовый автобус медленно тащился по пыльной дороге. Счастливая и умиротворенная я слушала звучавший в салоне романс, который перекликался с состоянием моей души:

– «Я ехала домой» – «домой» – лениво ворохнулось в голове,

– «Я думала о вас» – «о вас» – сладко стукнуло сердце, вспомнив твои жаркие и бесцеремонные руки…

Было душно, хотелось спать…

Счастье, теплое как парное молоко, обволакивало и переливалось через край – так его было много…

***

       Поездка в Германию получилась неожиданной. Кто-то отказался от путевки, у кого-то заболел ребенок – так мы с Лариской оказались в ГДР. В небольшом немецком городке Карл-Маркс-Штате гостиница была двадцатиэтажной – вероятно, что бы русские туристы, живущие здесь, могли увидеть ее из любого конца города, ведь все остальные домики не превышали двух – трех этажей. В холле отеля пахло приятным дезодорантом (как это у них получается?), а у входа стояло световое реле и двери открывались сами – чудо, которого мы еще не видели. Группа так и ходила: туда – сюда, туда – сюда – двери открывались и закрывались, чем приводили нас в неописуемый восторг.

Особенно поражали широкие и ровные немецкие дороги, поля, расчерченные как по линейке, а также немецкий порядок во всем. Стеклянные входные двери в дома вообще вводили в шок. Окна же, с аккуратными занавесками и цветочками на подоконниках, призывали срочно помчаться домой, выбросить с окна весь хлам, наваленный детьми, повесить новые шторы, сесть и любоваться.

Список нужных вещей был заготовлен еще дома – заходя в очередной магазин, мы не слонялись по залам, а шли в нужный отдел – за детской обувью, солдатиками или куколками. Привезенного запаса детской одежды и обуви хватало года на два.

В огромном немецком магазине Лорка выбирает себе платье. Я стою рядом, а потом, подумав, что мне-то нужен другой размер, иду дальше. Она же, листая модели на вешалках, продолжает разговор:

– Лера, смотри! Вот это, кажется, маловато будет; а в этом юбка не та – здесь же какой-то бант ни к селу, ни к городу… ну не вижу того, что мне надо!

И тут она понимает, что я не отвечаю уже давненько и с воплем:

– Валерия, я с кем разговариваю, что же ты молчишь! – поворачивается назад и со всей силы толкает стоящую за ней пожилую немку в плечо, думая, что это я. Та отлетает в другой конец магазина и с неподдельным недоумением смотрит на русскую фрау. Ужасу Лорки нет предела! Прижав руки к своей роскошной груди, она только и находит, что произнести:

– Пардон, какой пардон!

      В Дрезденскую картинную галерею входим всей толпой, но постепенно рассасываемся по залам. Подруга, уже бывавшая в Дрездене, увлекает меня в зал, где находится «Сикстинская мадонна». Один раз взглянув на полотно уйти уже невозможно. Можно стоять часами и не дышать, будучи очарованной ее притягательной силой. На глаза наворачиваются слезы, хочется плакать, в душе поднималось что-то возвышенное и торжественное. Зачаровывает этот непонятно откуда идущий свет, гармоничные, неяркие цвета картины.

«…Отдернут занавес и перед нами небеса. По снегу облаков неслышной поступью к нам приближается, плывет прекрасная Дева. Ее лицо печально и задумчиво, а на руках Марии охваченный ужасом младенец Христос. Перед ними будущее. Картина мученической смерти Христа во искупление грехов человечества. Внизу картины вы встретите изображения двух милых юных ангелочков, чьи образы ни одно десятилетие столь любимы художниками и дизайнерами всего мира…»

Как-то так получилось, что раньше я никогда особенно не интересовалась живописью – попав сюда, открыла для себя новый мир.

– Лариса, – поучаю подругу, – не забывай, ходим с чувством собственного достоинства! Спину прямо, голову ровно, смотришь на людей с легкой улыбкой, приветливо. Если же перед тобой интересный мужик – притягиваешь взглядом (сказать проще – строишь глазки). После обильных вечерних возлияний было тяжко, но, тем не менее, так и ходили.

      Так вот, сидим в холле, ждем свою группу. Рядом какой-то стенд, а на нем – газеты. Берем одну их них. Она оказывается на немецком языке – ну и что? – мы делаем вид, что читаем. Хихикаем, обсуждая происходящее вокруг. И вдруг – о, ужас! – к стенду подходит пожилой немец, берет газету и кладет в ящичек, который мы не заметили, денежку! Вот это да – за газеты то, оказывается, надо платить! А вдруг кто-то видел, как мы – не побоюсь этого слова – по своей непроходимой совковой дремучести сперли газету – (сто лет бы она нам не нужна была!)? На ватных ногах, забыв обо всем на свете, подхожу к стенду и бросаю злосчастное издание обратно на полку. Потом несемся к лифту, задыхаясь от смеха – ни о каком «чувстве собственного достоинства» нет и речи – унести бы ноги!

      Берлин, дорога домой. Всюду размеренный спокойный ритм немецкой жизни. Но нашим ребятам неймется: им доставляет несказанное удовольствие горланить во всю силу своих луженых глоток «Едут, едут по Берлину наши казаки» – всю песню от начала до конца, потом еще пару раз заново – а чтобы знали! – степенные немцы даже не оглядываются – делают вид, что не замечают.